Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

– Ну да, только вот у Досторова с юмором получше, чем у тебя.

Она подумала, что после ее слов Таннов опять улыбнется, но он только покачал головой.

– Ты каждый вечер проходишь мимо агентов и даже ничего не подозреваешь. Не все из нас носят эти красивые мундиры.

Он схватил ее за плечо и с силой сжал его пальцами в перчатке.

– Береги себя, Линне.

Не успела она больше ничего сказать, как Таннов углядел что-то вдалеке, откозырял и зашагал к воротам. Линне пошла за ним.

Между внутренней оградой и внешними оборонительными укреплениями присел на корточки длинный тюремный транспорт. Его ноги дрожали в стылом утреннем воздухе. Возле него стоял Досторов, попыхивая сигаретой, задумчиво поглаживая бок паланкина и любуясь восходом солнца. Рядом с ним на водительском сиденье развалилась, помахивая хвостом, огромная, белая в пятнах кошка. Взглядом больших янтарных глаз она встретила Линне, когда та вслед за Танновым вышла за ворота. Затем повернула голову к Досторову и тот, в свою очередь, тоже посмотрел на Линне.

– Она в курсе, – сказал Таннов, – так что не тупи.

До Линне не раз доходили слухи, но ей еще не доводилось видеть скаровцев в другом облике. Это было похоже… вообще-то на кошку. На кошку, которая зевнула, продемонстрировав клыки длиной с человеческий мизинец.

Досторов пожал плечами.

– Решай сам, тебе же отвечать, – сказал он.

Затем повернулся к Линне и добавил:

– На твоем месте я не стал бы выдавать армейские секреты.

Во дает, а! Она уже открыла было рот, собираясь сказать Досторову, что в жизни не подозревала в нем такого юмориста, но у нее в ушах все еще звучало предупреждение «Не говори так». Теперь они были скаровцы. А скаровцы должны были внушать уважение, страх и требовали повиновения. Начнем с того, что ей вообще не полагается здесь быть, причем совсем не из-за каких-то идиотских «армейских секретов».

Таннов поглядел на дрожавший паланкин и нахмурился.

– Он вообще может двигаться в таком состоянии?

– Естественно, – ответил Досторов, – нас засек один из их Небесных коней и немножко зацепил своим огнем. Но по мере вашего продвижения на север он будет постепенно приходить в себя.

– Но мы же можем вызвать механика, чтобы он его осмотрел, – сказал Таннов.

– Мы выбились из графика, – возразил Досторов, – и поэтому теперь…

Тут уже Таннов предостерегающе посмотрел на товарища. «Что-то изменилось», – подумала Линне. И Таннов не хотел сообщать ей, что именно.

Скаровец отвел Линне от паланкина.

– Ты теперь на все задания будешь летать с мисс Рошеной?

С чего бы это такой интерес к ее пилоту?

– Пока да.

– Линне, тебе лучше держаться от нее подальше, – сказал Таннов.

Я не обуза, а человек .

– Она отличный пилот. И отличный солдат. И если уж на то пошло, то летать может не хуже других. По крайней мере, лучше Кати и Пави.

Затылок Линне обожгла досада. Она заставила себя посмотреть Таннову в глаза.

– Мне повезло летать именно с ней, а не с кем-то еще.

Таннов, казалось, не обратил внимания на ее слова. Он посмотрел сначала на Досторова, потом перевел взгляд на скаровца, принявшего облик кошки.

– Отец Рошены отбывает пожизненное наказание в тюрьме Колшек.

Колшек, ледяной остров-тюрьма. Тамошние узники вкалывали как каторжные в земляных шахтах, выдавая на-гора живой металл, в котором так отчаянно нуждался Союз, чтобы выиграть войну.

– Это невозможно. Тогда ее низвели бы до ранга гражданки второго сорта.

А граждане второго сорта не служат в армии.

– Или же, – добавила она, отчаянно желая, чтобы ее предположение, так или иначе, оказалось правдой, – она чем-то заслужила восстановление в правах.

В правах граждан второго сорта восстанавливали лишь за исключительно мужественные поступки и самопожертвование. И если Ревне это удалось, то она имеет право начать все сначала.

– Статус Защитника Союза она получила только благодаря пребыванию здесь, – мягко сказал Таннов, – а восстановление в правах ей лично выхлопотала Тамара Зима.

В его глазах сверкнуло презрение.

Линне нервно сглотнула.

– Я доверяю решениям моего командира, – сказала она, уверенная, что если это и ложь, то только наполовину.

– Лучше бы ты доверяла мне. Отец Рошены предал Союз. Чему он ее учил до ареста? Если ее уличат в измене, я не хочу, чтобы она потянула за собой и тебя.

– Но кто-то же должен летать с ней в паре штурманом.

– Только не ты.

Он попытался посмотреть ей в глаза, но она не знала, что он в них искал.