Анна Алмазная - Исповедь [СИ]

– Нет, – чуть смущаясь ответила девушка.

Врет. У такой как она точно есть. Только ведь и Пашу ей отпускать не хочется. Мало сучке. И почему Паша все еще держит меня за локоть? И почему я не вырываюсь? Только злюсь все сильнее, будто у меня что-то дорогое отбирают.

– А у меня есть! – криво усмехнулся Паша.

Я тихо выдохнул. Идиот, он сам понимает, что сказал? Я ему начал могилу рыть, это правда, но лег он туда сам.

Паша посмотрел невозмутимо, и громко, на весь бар, добавил, показывая на меня:

– Он.

Не понял… А эта сука добавила так нежно:

– Что же ты стесняешься, сердечко мое? Обиделся за Сережу? Это я тебе письмо писал… оно к этому недорослю нечаянно попало. Я тебе никогда не изменял, ты же знаешь.

Блондинка ахнула, схватила стоявший рядом бокал и выплеснула его содержимое мне на волосы. Почему именно мне, не Паше? Я, что ли, эти гадости говорил? Белое вино стекало по моим щекам, олива застряла на воротнике, и Паша, сволочь Паша, нагнулся ко мне и осторожно слизнул вино с моей щеки и поймал оливу губами. Мне не верилось, что это правда! Это не может быть правдой!

– Ребята, вы бы шли нежничать в другое место, – сказал бармен. – А то не всем приятно же…

– Сука! – выдавил я сквозь зубы.

– Кто бы говорил? – так же спокойно, едва слышно, ответил Паша. – Я тебя трогал? Ты первый начал.

Я не стал давать ему в морду, хотя надо было и очень хотелось. Но пачкать руки об эту дрянь? Вырвавшись, я бросился к выходу. Меня трясло. Репутация портится в одно мгновение? Мою испортили. Окончательно и бесповоротно. Но этот ублюдок не с тем связался! Я еще его уделаю, обязательно уделаю! Чуть позднее, когда приду в себя.

Свернув в подворотню, я оперся ладонью о шершавую стену, пытаясь отдышаться. Темнело. Вокруг воняло гниющими листьями, и я все никак не мог успокоиться.Сзади раздались шаги. Раньше, чем я успел обернуться, кто-то подошел ко мне, мастерски заломил мне руки за спину и, спустив на плечи куртку, связал локти ее рукавами.

– Ты что делаешь? – выкрикнул я.

– Просто не хочу, чтобы ты убежал и распускал руки, – ответил Паша. – Ты правильно, друг, догадался, я гей.

Надо же! Я догадался? Ты что, идиот? А он тихо так добавил:

– А ты теперь тоже.

– Даже не думай! – прошипел я. – Скорее рак на горе свистнет. Поэт херов.

– А стихи-то хорошими вышли, – продолжал он. – От души. И писал ты их, думая обо мне. Как мило.

– Нахрен иди! – я попытался вырваться, но получилось слабо.

А Паша все так же продолжал, все так же ровно. И откуда у него такая выдержка?

– Хочешь, я прочитаю, что для тебя написал… только для тебя, не для тех девчонок, за которыми ты бегаешь.

– Это ты за ними бегаешь.

– Я не хотел, чтобы ты достался другому.

Что?

– Убери руки! – прошипел я, когда он ласково провел ладонью по моей шее.

Он развернул меня лицом к себе, притянул за талию, по-хозяйски просунув свое бедро между моими. Страшно. Но почему-то совсем не противно.

И тут он начал медленно, с расстановкой читать:

«Ты меня обойдешь едва ли: не спасает ни смех, ни страх».

Его голос, мягкий, обволакивающий, успокаивал, колени отказались меня держать. Если бы не он, я бы точно упал.

«Когда боги нас создавали, что-то спуталось в небесах».

Голос все тише. И прижимает к себе он меня все сильнее. И губы его возле моих, и каждое слово жжет горячим дыханием.

«Оттого ли мне не согреться? Потому ли ты сам не свой,»

Теперь я понимаю, почему девчонки млеют. Я и сам-то…

«Что унес в себе мое сердце? Я остался с твоей душой».

…его поцеловал? Я!? А пофиг кто. Ни с одной девчонкой меня так не обжигало страстью.

Сиренью пахнет. И голова кружится. И остатки благоразумия растворяются на его губах.