И думал все: хоть веточку бы она мне прислала!
Через две недели был сочельник. И в самый сочельник принесли с почты посылку, большой длинный ящик. Папа взял молоток, а мне велел разрезать веревку. Открыли ящик, — а там маленькая елочка, целая с корнями. Корни бабушка пересыпала землей и завернула в холст. Земля высохла, но мы сейчас же пересыпали ее в большую банку, еще земли подбавили и полили.
Так она и стояла в банке на столе, и в тот же день мы ее украсили, и у меня была настоящая елка. А украсили ее не одними конфетами, а еще розами, фиалками, всякими цветами. Красиво было. Только свечек не втыкали: жалко было портить елочку.
На другой день я сам елочку пересадил из банки в сад. Вырыл лопатой яму, набросал хорошей земли; и ту землю, которую бабушка прислала, тоже оставил. Потому что елочка к ней привыкла. Это — русская земля, а то все итальянская земля.
Чтобы моей елке не было жарко, я ее посадил под пальмами в тени. Пальмы были большие, а она маленькая-маленькая. По-моему она была красивее, чем пальмы. Зеленая, смешная такая…
Я все думал: будет ли расти?
Несколько дней елочка росла, а потом стала вянуть, хоть я ее очень поливал. У нее пожелтела верхушка и кончики веток.
Я к ней приходил и спрашивал:
— Скучно тебе, елочка? Домой хочется?
А папа говорил:
— Бедная елочка! Ей бы в России жить, в родном лесу, а ее в Италию прислали. Здесь земля не та, и воздух для нее вреден. В России хоть и холодно теперь, а лучше бы ей было.
Мы с папой очень ее жалели. Но я все-таки думал, что она поправится; снимал с нее паутину, осторожно мыл веточки; кругом нее я вбил в землю колышки, чтобы кто-нибудь не задел ее неосторожно.
А елочка все желтела. Стали иглы осыпаться. Вместо зеленых ветвей, торчали колючие палочки, которые легко ломались.
Через месяц почти ни одной зеленой иголки не осталось. Я думал елочку пересадить: может быть, еще оживет! Стал выкапывать и вижу, что маленькие корешки сгнили, а самый большой совсем высох.
Все-таки пересадил, но она не поправилась. Я ее посадил теперь у стены, завитой плющом. Там земля лучше.
Мне было так ее жалко, что плакать хотелось. Может быть, я даже плакал, не помню…
Зима в Италии быстро проходит. В феврале уж очень тепло. В марте деревья зацвели — все белыми цветами покрылись. А как пахнут хорошо! Особенно апельсинные и лимонные деревья. И мандарины.
Про елочку я забыл; она совсем высохла. А когда вспомнил про нее весной — пошел посмотреть. Она вся была увита плющом. Каждую ветку плющ обвил. Издали совсем зеленое деревце. А вблизи видно между листьями плюща сухие ветки, желтые без иголок.
Скоро мы оттуда уехали. Вероятно, когда сад чистили, то и мою елку выдернули из земли и выкинули.
Я часто думаю: не сломала ли бабушка нечаянно корешок, когда завертывала елку? Или, может быть, и правда, что елочка по России соскучилась и засохла…
Папа с мамой тоже очень скучают…
А я — ничего.
Когда я была маленькая, у меня был брат Володя, а меня зовут Катей.
С этим братцем Володей мы вместе играли и рассказывали сказки. Он мне рассказывал, а я ему. Только больше я ему, потому что он все больше дурил, а так, подряд, не рассказывал. А я ему рассказывала длинные-длинные, сама сочиняла. Возьму, да что-нибудь длинное ему рассказываю, там что-нибудь такое выдумаю… А он ужасно любил слушать.
А больше всего он любил у меня простую сказочку про двух мальчиков. Она и не сказочка даже, а просто про двух мальчиков. Я ее помню и сейчас.
Шел по улице маленький мальчик, а из переулочка другой, большой мальчик.
Вот тогда маленький мальчик подошел к большому и говорит ему тоненьким голосом:
— Здляствуй, бальсой мальчик!
А тот ему отвечает толстым голосом (этак: гу-гу-гу!):
— Здластвуй, маленький мальчик!
А маленький спрашивает:
— Ты куда идешь, большой мальчик?
— Я иду, собственно, по делам, несу большую книгу. А ты куда?
— А я так.
Большой тогда нос задрал и говорит:
— Так то скучно! Я вот тут большую книгу по делам несу.
— А ты зачем несешь, большой мальчик?
— Надо нести.
Тогда маленький мальчик снял шапочку и говорит:
— Плястяй, бальсой мальчик!
— Плащай, маленький мальчик!
Читать дальше