Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

– Я.

– А я?

– А ты мой младший советник.

– Но ты же знаешь, – Гамнета попытался заглянуть брату в глаза, – я обещал своей ненаглядной каждый месяц дарить платье. И портному я должен уже за два года!

Карафа нагнулся за новым камнем.

– Если принцессу и менять на золото, то по крайней мере на слиток весом… – он подбросил булыжник на ладони. – Так, в её тринадцать с половиной…

– Ой, а до меня только дошло! – радостно закричал Гамнета. – Похоже, наша Ничто тоже умеет волшебно исчезать!

– С чего ты взял?

– А она уже несколько дней не возвращает посуду!

– Что?

– Ну, мы же, как ты про… приказал, вход в башню заложили кирпичами, оставили только щель для подноса, чтобы широко улыбнуться было нельзя.

– И?

– Она как поест, поднос выталкивала наружу, а последние дни только мы их туда пихаем, а обратно – никто! Так что, выходит, она тоже может волшебно исчезать!

– У-у-у! – Карафа замахнулся камнем. – Что ты раньше молчал, дубина?!

– Раньше у нас были свободные подносы, – Гамнета растерялся, – а теперь все кончились…

– И сколько в башне этих подносов?

– По три в день, четыре дня… гм, десять… нет, двенадцать.

– А сколько тарелок, кружек, вилок?!

– Гм…

– Умножь двенадцать на три!

Гамнета обречённо уставился в фиолетовое марево океана.

– Тридцать шесть, олух! – бородач потряс булыжником. – Тридцать шесть предметов в башне – минус тридцать шесть предметов в нашей столовой! Тебя что, спустить к акулам?

Младший брат всхлипнул, уткнув кулаки в глаза.

– Ладно, я пошутил, – Карафа всё ещё сверлил родственника взглядом. – Но в другой раз пусть до тебя доходит быстрее!

Гамнета убрал кулаки:

– А я вот подумал, вдруг она не просто исчезла, а случилось что-то нехорошее?

– Ничего с ней не случилось, – Карафа снова прицелился. – С голоду не помрёт, там у неё целая башня… ы-ых! книжек.

Камень попал птице в бок, и она вскрикнула от боли, неуклюже убегая и волоча по песку крыло. Председатель улыбнулся, довольный своей меткостью.

– К тому же, в стенах есть амбразуры, а, значит, и небо, – отряхнул ладони. – А это всё, что ей надо.

– Откуда ты знаешь?

– Я ходил на благотворительные концерты её матери.

– Ты ходил слушать Королеву-Соловья, – Гамнета глядел на подбитую, хромающую птицу, – когда она пела для бедных?

– Ага.

– И приказал столкнуть её с башни?

– Приказал столкнуть, – Карафа направился к зарослям рододендрона у крепостной стены.

– Но зачем? – Гамнета попытался задержать брата за балахон. – Я бы никогда так не сделал!

– Потому председатель – я, а не ты, – бородач выдернул одежду. – И не задавай больше таких вопросов, а то я разочаруюсь в тебе как в политике!

– А я давно соскучился по маме. Если хочешь, можешь разочароваться прямо сейчас, я с радостью уеду в деревню.

– И не мечтай, – председатель на ходу разматывал платок. – Уедешь, когда я прикажу.

Они нырнули в заросли, где под кучей мусора был спрятан люк тайного хода.

– Как придём в канцелярию, зови этих бездельников, – Карафа зажёг свечу. – Похоже, наша фокусница опять что-то задумала!

Трепещущий огонёк поплыл по подземному коридору, и в узком проходе, следом за звуками шагов, сомкнулась чернильная мгла.

– Это галлюцинации на нервной почве, – заключила Амма, выслушав рассказ мужа. – Ты слишком сильно переживаешь за мальчика.

– Да, нет же! Мой тромбон перестал играть. А ещё тот бурдюк потребовал радугу, словно мы торгуем явлениями природы!

– Радугу? – женщина, краем уха слышавшая сплетни на работе, насторожилась. – Какую радугу?

– Ну, какая бывает радуга, любимая? Вероятно, ту, что на небе!

Дверь медленно открылась, и в кухню вошла Септима в платье с собственноручно вышитым одноногим фламинго.

– А я знаю, о какой радуге речь, – тоже встала на одну ногу.

– Подслушивать нехорошо, доченька, – повернулся к ней Гракх.

– Если скучно, займись вышиванием, – Амма колдовала у плиты. – А то твой фламинго – инвалид.

– Так я не одна, – Септима кивнула назад. – А она уже старая вышивать!

Следом вошла Терция, с подозрением взглянувшая на отца.

– Хорошо, – Гракх махнул рукой. – Что тебе известно?

Девочка только открыла рот, как появились старшие Прима и Секунда, и стали отпрашиваться в кино на последний сеанс.

– Прима, подожди секундочку! – отец поднял ладонь.

– А что мне её ждать? – Прима поглядела на сестру. – Её на свидание не приглашали.