Людмила Макарова: Мудрец и корона

Ночь отступала под натиском небесной лазури. Третья ночь без сна и отдыха. Каменистая осыпь предательски шуршала струйками мелких камешков, стекавших вниз по склону. Обливаясь потом, беглянка упорно карабкалась вверх, к сочной зелени густых зарослей, из которых торчал серебристый хвост авиалайнера. Едва не ободрав руки об острые камни, она подтянулась, перевалилась через гребень и оказалась в узкой лощине. Уцелевшая половина фюзеляжа удивленно посмотрела на нее овальными провалами иллюминаторов. Здесь, на осколке мира, в замершем времени, рухнувшей машине не грозили ветра и дожди. И ни один эксперт не определил бы, как долго пролежал тут крылатый корабль. Упал ли он с неба вчера, или сотню лет назад…

— Кто… привел тебя сюда на погибель? — задыхаясь, прошептала растрепанная девушка и уставилась на хвостовое оперение огромными изумрудно-зелеными глазами.

Она была невероятно, ослепительно красива.

— Я-я-а-а… — затихающим скорбным стоном отозвался искалеченный самолет.

— Отлично!

Преследователь шел по пятам, постоянно сокращая расстояние. В какие бы немыслимо извилистые проходы она не ныряла, он неизменно находил ее по другую сторону туманной границы. Из мира в мир. С осколка на осколок. Не просто представитель клана королевских ищеек — служитель высшей ступени, наделенный небывалыми полномочиями. Последние дни он, точно одержимая жаждой крови нежить, гнал жертву вперед без остановки. И смерть шла с ним рука об руку как старая приятельница.

— Я, Асиана-Ал-Мерита, взываю к тебе, отважный… капитан, — Асиана слегка запнулась, вспоминая непривычное, иномирное название наездников крылатых экипажей. Пришлось в последний момент заменить универсальным «капитан». А ведь слово буквально вертелось на языке. Туманные небеса! Больше нельзя ошибаться, иначе она впустую потеряет драгоценное время. Второй попытки не будет — преследователь уже шуршит по каменистой осыпи.

Асиана прижала ладонь к прохладному металлу фюзеляжа. На мгновенье от страстного порыва в небо у нее засосало под ложечкой.

Взлет! Жажда высоты, солнечный блеск и обжигающий холод высотных ветров…

О, да. Эта машина любила летать. Тем лучше. Она передаст послание своему капитану. Асиана торопливо пробормотала заклинание, шепнула: «Восстань и защити», и уже не таясь, развернулась к противнику.

— Стоять! — властный голос королевской ищейки прокатился по лощине, отозвавшись дрожью мертвого металла. — Асиана-Ал-Мерита, ты пойдешь со мной добровольно либо по принуждению… — мужчина вынул из-за пояса короткий жезл и сделал шаг вперед. Он тяжело дышал, запыхавшись от невиданной гонки по мирам и осколкам, но голос звучал твердо. — Именем короля и во благо королевства.

— Посмотрим, — сощурилась Асиана, отступая к обрыву, на дне которого поблескивал искореженный корпус передней половины воздушного судна. Она лихорадочно нащупывала следующий туманный проход, не обращая внимания на шорох за спиной. Запад, восток — нет. Сквозь землю — слепой мешок, наполненный сырым сумраком. В небо? Она покосилась на рухнувший самолет. Нет! Только не ввверх… Куда же? Юг? Сознание разрывалось в бесплотных попытках угадать верное направление. Неужели тупик? Неужели?!

Сыщик Аканора уверенно двинулся вперед, и вдруг замер в немом удивлении. Из-за плеча черной невесты, закрывая ее собой, в белой рубашке, покрытой бурыми пятнами запекшейся крови, вышел мертвяк, упрямо нагнул разбитую голову с зияющей раной в черепе и голосом, от одного звучания которого простой смертный свалился бы замертво, отчетливо произнес:

— Не тронь ее.

«Пилот»! — вспомнила ликующая Асиана. Получилось! Классический мертвяк, конечно, не препятствие для королевской ищейки. Но он поможет выиграть время, найти проход и юркнуть в него, прежде чем высшая магия чужого клана размолотит защитника в пыль. Асиана упала на колени и принялась лихорадочно чертить на земле невозможные трехмерные фигуры.

Мертвый пилот, не сбавляя шаг, вскинул руку. Служитель клана королевских ищеек попятился, уставившись в черный глазок ракетницы. Он едва успел отскочить, выкрикивая защитное заклинание. Что-то грохнуло, полыхнул колдовской огонь, лощину заволокло дымом. Ожившие линии рисунка, наконец, забегали с места на место, с каждым росчерком делая конструкцию все более совершенной и все более невозможной.