Макс Мах - Чёрная луна [СИ]

Не менее интересным делом оказалась и разборка бумаг. Читать и писать ее научил по доброте душевной домашний библиотекарь мэтр Бергт. Он же тайком приносил ей из отцовской библиотеки интересные книги, не слишком заботясь при этом, подходит ли это чтение Герде по возрасту и полу. Однако многие письма и документы были написаны не по-эринорски, а на горанде — языке Великого герцогства Горанд, а то и вовсе на латыни. Но так уж вышло, что вскоре — ну, буквально через несколько лет, — Герда овладела и этими языками. На горанде ее научил говорить и читать старик Эггер, который и сам был родом из тех мест. Он же обучил ее латыни, без которой невозможно было читать книги по музыке и разбирать нотные записи.

Вообще, жизнь любопытно устроена. Любое событие порождает другое, и чаще всего не одно, а целую цепь. И чем громче крик, тем дольше звучит эхо. Герда это знала и могла привести множество примеров из собственной короткой пока жизни. Когда она нашла вещи матери, это было просто интересно. Но одно за другим, и вскоре она уже начала примерять на себя доставшиеся ей в наследство платья. Судя по всему, ростом она пошла в мать, но у той бедра были шире и грудь полнее. На самом деле, грудь у Герды была совсем маленькая, но вскоре она сообразила, что эту проблему легко решить. В ящиках комода нашлось необычное белье, которое внешне напоминало корсет, но предназначалось не для формирования фигуры, а для поддержки груди. У тех, разумеется, у кого есть, что поддерживать. Но для тех, у кого поддерживать пока нечего, это белье — модистка мачехи сказала, что оно называется бюстье, — оказалось тоже небесполезно. В жесткие чашечки, которые и должны были, по идее, удерживать грудь, можно было что-нибудь положить. Герда вложила туда хлопковую вату. Получилось здорово, но ненадежно и несимметрично. Поэтому она сшила из батиста два мешочка одинакового размера, плотно набила их ватой, и уже эти подушечки вложила в бюстье. И вот оно чудо: платье, сшитое на куда более крупную женщину, село на нее, как влитое. Правда, перед этим, Герда ушила его в бедрах, и вот тогда все стало действительно таким, как надо.

Несколько месяцев после этого Герда с невероятным упорством и трудолюбием переделывала гардероб матери под себя. Занятие, разумеется, увлекательное, но со временем у нее возник закономерный вопрос: если все это не носить, то зачем тогда «со всем этим» возиться? Обдумав ситуацию так и эдак, Герда решила, что, переодевшись может свободно ходить по той части города, куда юной девушке дорога заказана. Хорошо одетая светская дама может свободно зайти в кафе-кондитерскую или в модный магазин, пойти в театр на оперу или прокатиться на извозчике. Взрослым позволено много такого, о чем ребенок может только мечтать.

Несомненно, это была интересная мысль и ценная идея, но реализовать ее было отнюдь непросто. Во-первых, чтобы «выйти в свет», Герда должна была где-то переодеваться, и первой ее мыслью было обратиться за помощью к старику Эггеру. Но по здравом размышлении от этого варианта пришлось отказаться. Она там, на Столярной улице, уже примелькалась. Начнет переодеваться, обратят внимание, и, бог знает, что подумают, не говоря уже о том, что среди соседей старика могут быть те, кому известно, кто она такая. Значит, следовало найти другое, менее приметное место. Например, снять где-нибудь в городе комнату. Но снять комнату стоит денег, и это, во-вторых. Денег же у Герды было мало, хотя, возможно, она знала, где их можно взять. Во-всяком случае, надеялась, что это так.

Когда, обнаружив «сосланное» на чердак сокровище, Герда начала передвигать мебель, чтобы стало удобно разбираться с вещами, то обнаружила за комодом портрет молодой красивой женщины, повернутый лицом к стене. Это было странно, если не сказать большего, но Герда была уже не маленькой девочкой, и многое понимала, даже если об этом не говорили вслух. Имя ее матери в доме не упоминалось, а когда о ней спрашивала Герда — а она, особенно, в детстве не могла не спрашивать, — это не нравилось ни отцу, ни мачехе. И более того, однажды, попав под горячую руку, она услышала от отца такой оскорбительный ответ, что больше к нему с вопросами о матери не обращалась. Теперь же, наткнувшись на ее вещи, кое-как напиханные в ящики комода и в сундуки, которые, судя по всему, не менее поспешно были отправлены в изгнание, Герда окончательно уверилась, что сказанные отцом злые слова, возможно, являются горькой правдой. И найденный за комодом портрет, повернутый лицом к стене, ее уверенность только подтвердил. Ее мать баронесса Александра-Валерия Гемма при жизни была шлюхой. Она изменяла отцу и, возможно, прижила Герду от другого мужчины. Во всяком случае, это многое бы объяснило, в том числе и в незавидной судьбе Герды.