Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— Да мои вы славные! — расцвела умилением Лала. — Спасибо!

А народ, словно ждал, стал выскакивать из окружающих домов, взрослые и дети. Выбежали и все, кто был в харчевне, включая семейство Уго, с ним во главе.

— Красиво, — произнёс Рун слегка ошалело. — Ты же вроде просила зверей ничего не делать?

— Я просила не выказывать почтение, — смеясь, напомнила Лала. — Не ожидала, что пение будет снова.

— Не хочешь их остановить? — аккуратно осведомился Рун.

— Зачем? Это ничего не изменит, любимый, — Лала указала ручкой на люд. — Всё равно уже все видели. Пусть поют. Так мило, и красиво очень. И романтично. Словно знали, что у нас день особенный сегодня.

— Ладно, — оставалось только смириться Руну.

Впрочем, в какой-то мере он был даже рад, что музыка на этот раз продлится дольше. Крестьянам музыкальные изыски явленье незнакомое. Не встретить нигде их, не услышать даже в праздник. Одноголосье — лютня, или гусли, или дуда, вот что-то в этом роде, притом народное, один сплошной фольклор. Вот это только слышат временами. Оно красиво тоже и родное, но всё-таки и близко не стоит с оркестром, с музыкой мастеровитой известных композиторов, что пишут для знати, для монархов и вельмож. В провинции вообще почти никто похвастать не способен тем, что слышал нечто подобное, столь дивное созвучье. А тут ещё и животные в роли музыкантов. Поэтому народ был растроган, очарован и изумлён, и Руна тоже проняло, слушал с упоением. Лала испытывала несколько иные чувства, но и она была восхищена, восторженно блестела глазками, личико довольное-довольное. Музыка длилась, и длилась, и длилась. А люди всё сбегались и сбегались. Когда хвостатый хор всё же смолк, минут эдак через пять, на улице их было уже где-то под шесть-семь дюжин. Может и поболе.

— Спасибо, мои милые! — ласково поблагодарила четвероногих музыкантов Лала, лучась счастьем безмерным.

Сидевший впереди кот с достоинством изрёк «мяу», звери дружно поклонились, и отправились в разные стороны по своим делам. Некоторые из зрителей стали их подзывать, предлагая угощения, гладя. Но большинство было занято совсем другим — таращились на Руна в оконном проёме, показывали на него пальцем, переговариваясь меж собой. Он торопливо закрыл окно, чувствуя воодушевление и взволнованность от чуда, от музыки, и в то же время глубокую растерянность.

— И что мы теперь будем делать? — обречённо воззрился он на Лалу.

— Обниматься, — улыбнулась она по-доброму. Припорхнула сама, прижалась. — Как же было красиво, правда?!

— Это было… просто очуметь как, — согласился Рун. — Но что теперь делать?

— Не знаю, жених мой славный, — беспечно ответила она. — Я счастлива. Не скушают же тебя люди в конце концов. Если что, спрячемся ото всех в комнатке. Буду наслаждаться тобой.

— Давай быстренько закажем еду, пока народ снаружи ещё, в харчевню не подтянулся, — озабоченно предложил Рун.

— Кушать хочется, — кивнула Лала. — Давай, котик, закажем.

— Оставайся. Я один скорее схожу, — попросил он.

— Ну хорошо. Но ты поторопись. Страшно одной. И погреть некому.

— Я мигом. Не уменьшилось магии? Из-за чуда? Уж больно проняло. В себя не могу прийти ещё.

— Уменьшилось. Но я тебя быстро растормошу, мой смелый лев, — весело пообещала Лала.

— Ну ладно.

Она отстранилась, глядя на него сияющими очами. Рун резвым шагом направился к двери, отпер засов.

— Запрись, красавица моя, — молвил он ласково, обернувшись.

У Лалы на личике вдруг проступило обеспокоенное выражение.

— Нет, милый, постой. Я всё же с тобой пойду, — улыбнулась она. — А то вдруг там Вая. Надо за тобой присматривать.

Рун всё правильно рассчитал. В харчевне было почти не души. Лишь хозяин Уго, да подле него два стражника. И всё. Даже никого из его семьи — ни жены, ни детей. Не успел Рун порадоваться своей прозорливости, как Уго указал на него стражникам:

— Вот он как раз. Тот самый Нур.

Стражники воззрились на Руна с любопытством. Выглядели они несколько необычно. Слишком… безукоризненно и не без доли парадности. Оба здоровенные детины, оба гладко выбриты, но с усами, оба облачены в добротные доспехи, причём совершенно одинаковые, и шлемы, и мечи тоже у них словно от одного кузнеца. В довершение у обоих были узкие плащи. Рун столь мудрёного облачения стражи и не видывал никогда. Единственное явное различие меж ними заключалось в цвете волос. Один был черноус, другой рыжеус. Внимание стражников не самая приятная вещь для крестьянина. Они служители закона, заподозрят тебя в чём-то дурном, и доказывай потом свою невиновность. Лучше соблюдать от них дистанцию.