— Вот ты какой! Сватал, сватал, и тут «не хочу», — с деланным осуждением молвила Лала. А затем улыбнулась тепло. — Ох и глупенький ты у меня, Рун. Ты пойми, когда двое женятся… Они становятся навеки принадлежащими друг дружке. Это значит, вся моя ласка будет только для тебя. Вся моя нежность будет только для тебя. Вся я буду только для тебя. Ты и не заметишь разницы. Да её почти и не будет. Супружество меняет многое в отношениях. Мы будем очень-очень счастливы вместе. Даже с ангельской любовью. Я буду очень-очень счастлива с тобой, я это точно знаю. И тебя сделаю очень счастливым, даже не сомневайся.
— Ну… ладно. Тогда я согласен, так и быть, — усмехнулся он, вернувшись в приподнятое расположение духа.
— Ишь ты, согласен он! — притворно надула губки Лала. — Мне, между прочим, обидно. Сказала ему «да», а он насмехается, вместо того, чтобы умирать от счастья.
— Ничего себе счастье! — развеселился Рун. — «Этого никогда не произойдёт, милый, но ты радуйся». Буду прям праздновать сегодня. Три года. Давай через месяц?
— Может лучше через день? — посмотрела на него Лала с иронией.
— Это было бы идеально, — кивнул он.
Лала рассмеялась. Рун тоже. А затем стал серьёзным.
— Только у меня есть условие, — мягким тоном поведал он. — Я не могу считать твои слова обещанием. То есть обязательством. Три года большой срок, люди меняются, мы ссоримся порой. Вдруг ты меня возненавидишь?
— Ну, Рун, ты и скажешь, — подивилась Лала. — Как ты себе это представляешь?
— Запросто, — признался он. — Ты меня одариваешь слишком. Дары портят людей. Я в этом ничем не отличаюсь от других. Тут нет сомнений. Знала бы ты, как у меня внутри бушевало всё, когда я кинжал золотой держал в руках. А ещё ты можешь встретить кого-то, кто тебе более придётся по душе. Поэтому через три года я возьму тебя в жёны только при условии, что ты сама будешь этого хотеть. Я уважаю твоё слово чести, но принять его без этой поправки не могу. Давай считать, что оно останется в силе лишь если по прошествии трёх лет ты всё ещё не передумаешь выбрать именно меня себе в мужья. И выбор этот должен основываться на повелении твоего сердца, и никак иначе.
— Чтож, так тому и быть, Рун, — глядя на него чувствами тёплыми исполнено, произнесла Лала.
— А вообще, как-то хитро, — с юмором проронил он. — Вроде бы и согласилась выйти, а не выйдешь никогда. Вот засада.
— То «не хочу», то «засада». Тебя прямо не поймёшь, суженый мой, — весело посетовала Лала.
— Получается, мне более не надо просить твоей руки? Ты как бы и согласилась? — озадачился Рун.
— Ну почему же, — разулыбалась она. — Вдруг уговоришь меня и раньше. А то уже привыкла. Никому не откажешь, вроде бы и день зря прошёл.
Теперь уж первым засмеялся Рун, Лала следом. Они замолчали, наслаждаясь своим счастьем, утренней негой, друг другом. Смотрели глаза в глаза.
— Рун, а ведь мы теперь жених и невеста по-настоящему. Не понарошку, — тихо заметила Лала, сияя.
— И правда, — молвил он. — Надо же.
— У меня бабочки в животике от этого.
— Поймай для меня одну.
Лала так и прыснула со смеху. И Рун снова не удержался.
— Эх, такой день сегодня, значимый для нас, а даже не отпраздновать чудесами, — выразил сожаление он. — Я бы разрешил.
— Да, это жаль. Можно в комнатке попробовать что-то вечерком, небольшое, — предложила Лала.
— Никак нельзя. Мы на первом этаже. Тут окна. Кто-нибудь любопытный сунет нос, растрезвонит. Быстро толпа сберётся, поверь. Или принесут нам еду, или опять господин Шэух в гости захочет.
— Чтож, значит будем без чудес. Просто обниматься.
— Мяу, — раздалось вдруг громко с достоинством поблизости за окном.
— Прям как вчера кот орёт, — Рун зевнул.
— Это тот же самый котик, мой львёнок, — сообщила Лала безмятежно.
— Мяу-мяу, — снова изрёк снаружи кот.
— Ой! — вырвалось с озабоченностью у Руна.
— Ой-ёй-ёй, — озорно рассмеялась Лала.
— Мяу-мяу-мяу, — трижды провозгласил кот своё приветствие.
И тут с улицы полилась музыка звериного хора. Не такая, как вчера, не симфония. Это был романтический вальс. И звуки существенно отличались от прошлого раза. Рун и Лала, не сговариваясь, вскочили с кровати, поспешили к окну, Рун быстро открыл его. Хор снова возглавлял тот же самый большой чёрный кот. За ним сидели ровными рядками коты и кошки всех мастей. А за ними с дюжину собак. Все животные с довольными радостными мордочками. Самозабвенно воспроизводили мелодию. Коты исполняли партии за звонкие инструменты, собаки выводили низкие тона, самый крупный пёс явно изображал трубу, покачивая головой, мерно отбивал такты: «вав, вав, вав».
Читать дальше