Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

И эти треклятые квадратные метры не будут мне мозолить глаза.

Когда принимаешь какое-нибудь решение, сразу легче становится. Кошмарный август подходил к концу, мы заказали контейнер, и я закинула в него все свои вещи, вообще все, что смогла запихнуть. Квартира стала пустой, как будто мы в ней и не жили. И от этого было легче.

Контейнер отправили в Нижний, так сокращенно называют Нижнеангарск его жители. Ключи отдали новым жильцам. Заехали в клинику к маме. Там было лучше, чем в прежней больнице. Отдельная палата, вежливая медсестра. Тихо и уютно. Респектабельно. Состояние мамы было стабильное.

То есть сил проснуться у нее, по-прежнему, не было.

…Отец встретил маму поздно. Ведь первым делом самолеты.

Рейс был на Бодайбо, но вмешалась погода. Пришлось срочно, в тумане, чуть не цепляя крыльями за борта ущелья садиться в Северомуйске, на трассе БАМ, в поселке строителей самого длинного в мире тоннеля. И ждать, пока разъяснит. С горя пилот Андрей Сибирский пошел в местную библиотеку взять чего-нибудь почитать, скуку скрасить. Вот так перед мамой оказался прекрасный принц ее грез.

Все так хорошо начиналось и вот как обернулось… Маме без нас лучше, чем с нами. Пусть так, только пусть вернется, отдохнет и вернется. Мы ведь справились почти со всеми бедами, хотя, конечно, лучше маме не знать, что папа летит в Южную Африку.

В поезде, наконец-то, был нормальный чай вместо осточертевшей «Миринды». И вообще, мы пошли в вагон-ресторан и наелись. Настоящий борщ (для папы), настоящая котлета, салат капустный. Поезд увозил нас от всего случившегося. Куда — неизвестно, но неизвестность пугала меньше, чем те беды, что мы оставили вместе со сданной в наем квартирой.

Было как-то особенно уютно сидеть в теплом вагоне-ресторане, смотреть, как за большим поездным окном хлещет дождь, цеплять вилкой жидковатое картофельное пюре (хотя надо бы ложкой). Колеса стучали на стыках рельсов. Чай колыхался в стакане с подстаканником. Я начала отключаться прямо за столом. Держа свое чадо почти за шиворот, папа довел меня до купе, я нырнула под колючее одеяло и под равномерное — тук-тук… тук-тук…тук-тук… — заснула.

Поезд прибыл в Иркутск ни свет ни заря. Так было надо, чтобы успеть на комету. В окнах вагона с одной стороны виднелся красивый старинный вокзал, с другой — Ангара.

И над ней вставало солнце.

Выгрузив меня на кресло в зале ожидания, папа отправился вызывать такси. Я спала, сидя в кресле, обнимая рюкзак. И внутри меня колеса все еще стучали по рельсам: тук-тук… тук-тук…

Пришла заказанная машина, и мы поехали через утренний, сонный еще город. По мосту пересекли Ангару прямо над вокзалом. Покрутили по центральным улочкам, проехали мимо сквера, мимо городского парка и понеслись в сторону плотины. За ней на берегу водохранилища была пристань «Ракеты». Я сонно удивилась: почему ракета, а не комета?

— Сейчас мы сядем на «Ракету», — объяснил мне, как маленькой, папа, — которая довезет нас до «Кометы». «Комета» — судно мощное, морское, она базируется в Порту Байкал. А «Ракета» — речной перевозчик, она меньше.

Ну и ладно, ракета так ракета. На ракете до кометы.

На территории пристани пламенели клумбы. Алые, желтые, бордовые георгины. Небольшие. Я уставилась на них, словно никогда цветов не видела. Посадку на «Ракету» уже начали, народ толпился на одном из причалов, по одному исчезая в чреве белого, распластанного по воде судна. Кресла в салоне были такими же, как в самолете. Синие, с белыми подголовниками. Было странно видеть в окно (иллюминатором его назвать язык не поворачивался), что вода так рядом.

Тихонько урча, «Ракета» отошла от пристани, развернулась.

По правому борту проплыла бетонная лента плотины, украшенная рекламными баннерами. Здешняя плотина по сравнению с красноярской была небольшая, какая-то домашняя. По верху ее проложили трассу, соединяющую берега, и машины почти непрерывным потоком неслись с берега на берег. Город проснулся, люди заспешили на работу.

«Ракета» повернулась к плотине кормой, встала на подводные крылья, и мы поплыли-полетели в сторону Байкала. По узкой лесенке можно было подняться на крохотную верхнюю площадку, подставить холодному ветру голову. А потом снова спрятаться внутри, где тепло, где пассажиры дремлют в синих креслах.

Я тоже задремала, проснулась оттого, что папа тряс меня за плечо:

— Лисеныш, Байкал!

Устье Ангары вдруг раздалось — и мы незаметно очутились в водах озера. Берег по левую руку был сплошь застроен.