Литта Лински - Наречённая ветра. Книга первая

– Инослейв, мне кажется…

Не дав Эви закончить фразу, он накрыл ее губы поцелуем. Ветер обожал целовать Эвинол, но делал это нечасто. Слишком глубокими и волнующими были ощущения. Он знал, что Эви чувствует то же самое. Каждый раз она слабела в его объятиях, и слабость любимой переполняла сердце ветра бесконечной нежностью.

Инослейв оторвался от губ Эви, лишь ощутив, что она дрожит. Притянув ее еще ближе, ветер укутал девушку полами своего плаща.

– Эви, светлая моя, бесценная, – он зарылся лицом в ее волосы, – все это для тебя: звезды, небо, горы. Хочешь, останемся здесь и встретим рассвет?

– Здесь и правда прекрасно, но очень уж холодно.

– А если я обернусь ветром и согрею тебя?

– Я все же хотела бы вернуться домой, – она словно оправдывалась.

У Инослейва потеплело на сердце от того, что Эви впервые назвала его обитель «домом».

– Как скажешь, моя принцесса.

Он подхватил ее и понес обратно, на этот раз сделавшись ветром, обнимая и согревая Эвинол потоками теплого воздуха. Лишь вернувшись, Инослейв с досадой вспомнил о цели, ради которой все было затеяно. Кажется, Эви совсем позабыла ту злосчастную фразу, но лучше не рисковать. Занеся девушку через окно в ее спальню и бережно опустив на кровать, ветер со вздохом произнес:

– Мне снова пора уходить.

– Уже?

Как обычно, Эви ни о чем не просила, но такая тоска прозвучала в этом коротком слове, что у ветра сжалось сердце. Он знал, как Эвинол не любит оставаться в башне по ночам, знал, что ей одиноко и страшно. Она никогда не жаловалась, но только слепой не заметил бы, с какой неохотой она отпускает его ночами.

– Пожалуй, я останусь, пока ты не заснешь.

Он уселся у изголовья кровати, поймал свесившуюся из-под одеяла ладошку и сплел пальцы Эвинол со своими. Осталось дождаться, пока ее дыхание станет мерным и глубоким.

– Инослейв, – ее сонный голос звучал так уютно, – а что ты там говорил про Найенну?

– Эви, спи, нежная моя. Завтра расскажу.

– Ну уж нет, – вместо того чтоб заснуть, она встрепенулась и приподнялась на локте. – Ты ведь нарочно все это устроил, да? Чтобы отвлечь. Потащил меня на гору, целовал…

– Я целовал тебя, потому что это мне безумно нравится, – он потянул Эви за руку, стаскивая с кровати вместе с одеялом, и привлек к себе, чтоб доказать слова на деле.

Однако девушка отстранилась, упершись руками ему в грудь.

– Не вздумай опять меня целовать! И немедленно расскажи про ураганы и жертвы в Найенне, – она заговорила королевским тоном, казалось бы, давно заброшенным за ненадобностью.

– Ну что ж, Эви, – ветер вздохнул, завернул ее в одеяло, как куклу, и прижал к себе, – давай поговорим.

– Скажи, ураганы в Найенне – дело рук твоих собратьев? – Эви вглядывалась в лицо Инослейва, которое в темноте казалось даже более переменчивым, чем при дневном свете.

– Разумеется, – он пожал плечами. – Кто же, кроме ветров, может устраивать ураганы?

– А жертвы? – этот вопрос интересовал Эвинол больше всего. – Ветра требуют их, или это люди сами додумались до «замечательного» способа борьбы со стихией? Ох… – сердце внезапно забилось так часто, что Эви приложила руку к груди в попытке унять его. – Это же все из-за меня, да? Они посмотрели на Илирию и решили, что жертвы помогут им, как помогли моей стране. Я подала ужасный пример, принеся себя в жертву!

– При чем тут ты, Эви?! – возмутился Инослейв. – Если уж искать виноватых, то вина на мне. Это ведь я вынудил тебя.

– Ты прав, – она ощутила облегчение. – Очень плохо, что ты не нашел иного способа забрать меня.

– Его не существует, – отрезал ветер. – И если бы мне пришлось принимать решение снова, я поступил бы так же. И плевать, сколько людей в Найенне принесет себя в жертву.

Эвинол хотела бы возмутиться, но так и промолчала. Сердце рвалось от сострадания к погибшим, и если бы дело касалось только ее, она бы пожертвовала ради их жизней своим счастьем с Инослейвом. Но можно ли требовать того же от ветра, который не раз давал понять, как мало ценит человеческую жизнь? Бесполезно убеждать его, что решение, приведшее к трагическим последствиям для многих, было неправильным. Он никогда не согласится. Да и какой сейчас смысл спорить?

– Скажи мне вот что, Инослейв, кто же все-таки вдохновился нашим дурным примером: ветра или люди?