Антон Кондрашкин - The Elder Scrolls. На изломе времён. Часть 2. Хаммерфелл (СИ)

- Если это правда, нужно немедленно бежать отсюда, пока сами не заразились! – вытаращил глаза заместитель Септимуса.

- Вот именно! – согласился его начальник.

- Ни в коем случае! – мой голос сорвался. - Болезнь распространяется моментально! Именно поэтому я и говорю изолировать тюрьму! Необходимо остановить болезнь, пока она не истребила весь город! Если мы выпустим отсюда хоть одного человека, весь континент может снова начать вымирать!

- Ещё чего! – прищурил глаза заместитель командующего. - Я не собираюсь помирать вместе с этим сбродом!

- Отставить! – стальным голосом отрезал Игностис, и я поняла, где супруг подхватил этот тон. - Ты что, бредишь?! В городе живёт полторы сотни тысяч жителей, в том числе дети! Мы не обречём их на смерть! Немедленно подай магический сигнал недосягаемости.

Послышался взрыв за окном и снаружи всё окрасилось красным цветом.

- Это сигнал, что к тюрьме приближаться запрещено, - пояснил Септимус. - Лучше, чтобы никто нам не мешал. Мои люди уже заперли двери. Мы уйдём во внутренние комнаты и будем ждать. Запасов внутри тюрьмы хватит на месяц, если кормить только гарнизон.

Хоть это и было жестоко, но я с этим согласилась. А спустя минуту я поняла, что это совершенно бесполезно: я стояла прямо рядом с больным, а значит, сейчас инфицирована вся тюрьма! Нет смысла ждать, если жить мне осталось дней пять, не больше. Мы все умрём.

Командир гарнизона решил никому не сообщать о гриппе и просто объявить карантин до “окончания эпидемии“. Септимус Игностис лично запер все входные двери, а ключи спрятал в сейфе. И хотя информация не разглашалась, по тюрьме поползли слухи, все кругом были мрачные и подавленные.

Я отчаянно вспоминала все подробности этой болезни. Кнахатенский грипп впервые был обнаружен в Штормхолде. Поначалу болезнь проявляется в виде общего недомогания и мышечной слабости, впоследствии начинается лихорадка и кровотечение изо рта, носа и ушей. Отличительной приметой болезни была цепочка ярко-алых прыщей на шее, в виде ожерелья. Смерть наступает в течение трёх дней.

Неизвестно, кто изначально переносил болезнь, неизвестно, как её лечить, неизвестно даже, как она передаётся. Грипп бушевал на территории Тамриэля сорок три года и унёс жизни более трети всего населения. Болезнь уничтожала города, религии и целые национальности. После окончания эпидемии в Аргонии не осталось ни одного человека.

Я не знаю, сколько времени я просидела в одной позе, кажется, почти весь день. Гист куда-то запропастился, а я осталась в одиночестве, погружённая в мысли столь мрачные, что и не описать. И постепенно в мою голову заползла идея, чёрная, как пустота Ситиса: а зачем ждать? Один правильный разрез и несколько минут ожидания… и всё. Никакой агонии, никаких предсмертных мук от ломоты в теле, я уйду красиво и тихо, как и подобает благородной альтмерке!

Я взяла в руки скальпель и замерла. Вот он – переломный момент! Как же я рада, дорогой читатель, что я не переломила себе жизнь этим моментом. В комнату зашёл Гист и, увидев меня, бросился вперёд, выбив из рук нож.

- ТЫ ЧТО УДУМАЛА, ДУРА?! – закричал он так громко, что я вздрогнула всем телом. - Да как ты до такого додумалась?! Решила сдаться без борьбы?!

- Бороться бессмысленно, - я безвольно опустила руки. - Мы уже мертвы. Я чувствую, как слабеет моё тело, шея нестерпимо чешется. Я не хочу умирать в агонии…

- Не думал, что ты можешь быть такой эгоистичной! – жёстко бросил Гист, я от неожиданности подняла голову и немного пришла в себя. – Решила, что уже мертва?! НЕТ! Ты жива до тех пор, пока кому-то нужна! Ты нужна всем здесь, ты мне, мне нужна!

Стало стыдно… за то, что я поступила так малодушно, потеряла любовь к жизни и напрочь забыла обо всём. Я не нашла смелости посмотреть мужу в глаза и просто опустила голову вниз.

- Гист…

- Прекращай эти свои фокусы, - ещё не отошёл от шока Гистеллус. – Не важно, сколько осталось жить: недели, дни или часы! Наш срок отведён нам богами, и мы не вправе сами обрывать наше существование. Покуда бьётся сердце, а руки способны творить, мы обязаны делать всё, что в наших силах. Мы должны не выпустить эту болезнь в город, иначе Лантейя… все они могут погибнуть. Давай сделаем так, чтобы наша жизнь закончилась правильно…

- Гист… я… я не знаю, что на меня нашло, - слова застревали у меня в горле. - Я так отчаялась. Я не хочу потерять дочку, не хочу потерять тебя. Я не хочу умирать!

И я разрыдалась. Я так никогда не плакала: это была самая настоящая истерика. Когда супруг обнял меня, я почувствовала, что у него мокрое лицо. Это был единственный раз, когда он заплакал.