Антон Кондрашкин - The Elder Scrolls. На изломе времён. Часть 2. Хаммерфелл (СИ)

- Он тоже болен, Лафф, - на глазах мужа навернулись слёзы. – Но ты справишься, я в тебя верю, мы все в тебя верим! Прошу, спаси его.

И я боролась, боролась до последнего, сидя в истекающей гноем академии. Слёз у меня больше не осталось: я выплакала их вместе с Аэроном, который мучился от каждого вздоха больной грудью. Вскоре у меня закончились стерильные чистые куски ткани, чтобы промывать вскрывавшиеся пятна и смывать зелёный гной. Но как бы я ни пыталась, мне не удалось даже отсрочить конец.

Первым умер Аэрон, спустя три дня после появления первых признаков. Я… я не могу описать то, что я почувствовала, когда его маленькие, до боли знакомые, глазки остекленели и потеряли осознанность. Сказать, что я рыдала – ничего не сказать, но я надеюсь, что его душа обрела покой, перестав мучиться.

На следующий день я поняла, что Гист больше не выдержит. Он лежал вверх лицом, серый и безучастный. Видимо, болезнь вызывала сильные боли желудка, потому что у моего мужа даже не было сил говорить. Однако его рука всегда крепко держала мою, переживая вместе со мной смерть Аэрона. Внезапно ясность вернулась в его сознание, и он сказал:

- Эй, Лафф, кажется, это финал… - на его слова мне нечего было сказать. Никто не питал никаких надежд на выздоровление. – Знаешь, лучше бы ты меня тогда отпустила, а-ха… Знаешь, я не вижу тебя, но знаю, что ты такая же красивая, как в тот день в Имперском городе, такая же смелая, как в Альд’Руне, такая же успокаивающая, как в том склепе в Балморе, такая же заботливая, как и при рождении дочери, такая же… такая же родная и любимая. Жизнь с тобой была моим самым лучшим приключением, и я рад, что когда-то обозвал тебя даэдропоклонницей. Я любил и буду любить тебя всегда, Лафф, спасибо тебе за…

Всё кончилось. Гистеллус отмучился и умер. А мой мир, созданный для меня самым дорогим для меня человеком, только что канул в небытие. Я не знаю, сколько я просидела без еды и воды вот так, держа за руку мужа, рядом с внуком. Я не помню ничего, только пустоту, которую я созерцала.

В чувство меня привели солдаты, ворвавшиеся в комнату. Среди них не было ни одного человека. Они оттащили меня в сторону от холодного тела Гиста, а я всё кричала, глядя, как мою семью куда-то волокут:

- Нет, стойте, не забирайте его у меня! Не забирайте его у меня снова!

Разумеется, никто не стал слушать обезумевшую от горя эльфийку. На улицах вовсю кипела работа: солдаты собирали на улицах тела погибших, залитых зелёным гноем, и скидывали в огромную братскую могилу. Туда же бросили и мою семью. Я отбивалась, кричала и вырывалась, когда боевые маги подожгли эту кучу трупов, а потом закопали обгоревшие останки. В общей сложности, из почти пятисот жителей деревни «Счастливое взгорье» в живых осталось пятьдесят четыре.

Спустя множество проверок и перепроверок меня отпустили домой, в Вэйрест, где меня встретила постаревшая лет на десять Лантейя. Я не могла представить её боль и скорбь от потери сына, но она держалась куда лучше, чем я.

Я снова впала в депрессию. Почти месяц я сидела на кровати, тупо пялясь на стену перед собой, и не замечала, как дочь, вся в слезах, просит маму прийти в себя, очнуться и посмотреть на неё. Как же она плакала, уткнувшись лицом в мои колени, а я ничего не замечала, словно кукла, лишённая души.

Но вскоре во мне зародилось иное чувство – гнев. Я видела за свою жизнь несколько всплесков чумы, но никогда не встречала такой сильной и быстрой. Буквально за месяц она уничтожила три деревни. Я вспомнила историю про проповедника, с которого эпидемия и началась. Это он занёс смерть в мой дом, и мне нужно было понять, кто за этим стоит. И отомстить.

И я пришла в себя и встала. Вы даже не представляете, какое счастье было на лице моей дочери, когда я спустилась на первый этаж дома, в котором мы с Гистом прожили столько лет. Но первое, что я сказала, когда Лантейя подбежала ко мне, было:

- Мне надо в библиотеку, Лантейя. Буду поздно, не ждите меня.

И я ушла, захлопнув дверь. Я проводила часами за книгами и расспросами других выживших, в надежде отыскать нить, ведущую к мерзкому выродку, что учинил такое.

- Мама, да что с тобой?! – однажды воскликнула Лантейя. – Почему ты словно одержимая? Я так радовалась, когда ты пришла в себя, а теперь ты…

- А ты словно и не понимаешь? – резко отчеканила я. – Не строй дуру! Я хочу МЕСТИ. Я хочу вырвать сердце из груди той гадины, которая загубила мою семью!

- Мама… - чуть не плача проговорила Лантейя. – Я ведь тоже твоя семья…