Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Мира повела ладонью влево, и мертвец начал по ровной дуге огибать кустарник. Племянница время от времени водила пальцами по воздуху, заставляя гребца поворачивать голову.

— Почему ты раньше не показывал такой фокус? — спросила девушка, поведя рукой вправо, и задавая новый путь мёртвому, который исчез из вида в темноте леса, куда луна не могла добраться своим мертвенным светом.

— Ты пока не осилишь, не сможешь удержаться на самом краю, чтоб не соскользнуть в мир теней, — ответил я, вслушиваясь в ночную тьму.

Это её сейчас пожирало любопытство, а меня заботило другое.

— А… — начала Мира, но я опустил одну ладонь и зажал девушке рот.

Моё сердце должно было биться ровно и тихо. Но оно, наоборот, набирало ход.

— Тук-Тук-Тук, — клокотало оно в груди.

У Ни́кты есть два дитя — добрый брат Сон-Гипнос и его злая сестра Смерть. Бесшумная зловещая тень всегда ходит там, где должна пролиться кровь, и не прощает ошибок.

— Туки-туки-туки, — билось сердце, и бездна отвечала ему шумом чёрного прибоя.

Неживой гребец топал по камням и вскоре вышел на тропу. Мира резко повела рукой влево, разворачивая марионетку к лагерю. Мгновения начали растягиваться в напряжённом ожидании.

Слышно было только напряжённое дыхание девушки и песни сверчков. Хотелось выкрикнуть во мрак: «Не спи, дозорный!»

Лишь через долгих три минуты до меня донёсся далёкий вопрос: «Вар?», мол, кто? Разумеется, мертвец не ответил, продолжая шествие, и над лесом хищной тварью взвился громкий свист. Люди у костров повскакивали с мест и начали вглядываться во тьму. В свете пламени, самозабвенно занятого своим первобытным танцем, блеснуло оружие.

— Вар ко́мму?! — раздался громкий вопрос, и я отсчитал три удара сердца, прежде чем наклониться к уху Мираэль.

— Вперёд.

Девушка кивнула и резко выбросила перед собой ладонь. Было видно, как мертвец задрал руки с амфорой и помчался к людям. Поднялся шум и гам. Кто-то выстрелил из лука, и по дрогнувшей паутине стало понятно, что попал. Туго натянутые нити контроля сейчас гудели, как струны на ветру.

— Них ха ко́мму фо́йру! — закричал ещё один, и я узнал голос рыцаря.

Как же, не пускайте его к огню. Глупцы, мне не нужен огонь.

Струны запели безумным аккордом, когда в мертвеца попало ещё несколько стрел, а после вперёд бросились воины, насаживая гребца на копья.

— Глупцы, — прошептал я и щёлкнул пальцами.

Посередине лагеря сверкнула вспышка, и взметнулось облако сизого дыма. Хлёсткий звук, похожий на гром в грозу, отразился эхом от леса и мёртвых домов. К гомону поднявшихся в воздух испуганных птиц присоединились человеческие крики.

Рядом ахнула племянница. Девушка быстро села на колени и начала шарить руками по земле.

Нет. Нет. Нет, — взволнованно зашептала она.

— Что случилось? — спросил я, схватив Миру за локоть.

— Моя голова, она оторвалась, — пропищала готовая разрыдаться Мираэль.

— Ничего с твоей головой не случилось, — ответил я, поднимая племянницу с земли и потащив за собой. — Это эхо бездны. Вот поэтому я и не показывал тебе раньше этот фокус. От него до безумия рукой подать.

Я поволок Миру сквозь заросли прочь от этого места. Собачьих поводырей перебил в прошлый раз, и можно не бояться погони, но вот ждать, пока они начнут прочёсывать близлежащие заросли, было непростительной глупостью.

Ветки хлестали по лицу, оставляя на коже царапины, но я не останавливался ни на мгновение, убегая от воплей раненых и изувеченных и яростных криков бешеного рыцаря. В спешке и темноте лесного полога мы немного заблудились, и потому я остановился, переводя дыхание. Ручей ещё не появлялся, а это значит, что нужно идти дальше.

— Я больше не могу, — простонала запыхавшаяся Мира, и я кивнул, сплюнув вязкую слюну.

— Хорошо, переночуем прямо здесь, — произнёс я и взмахнул рукой, разбрасывая сторожевые тенёты по ближайшим кустам.

— Переночуем? — переспросила племянница. — Ты спать собрался?

— Ты, как хочешь, а я спать. Выжат, как оливка под масляным прессом.

— Но ведь… — пробурчала Мираэль, но я уже не слушал.

Я зашёл в заросли густого тростника, сел на землю, прислонившись к какому-то пню, и откинул голову. Уже проваливаясь в беспамятство, почувствовал прижавшуюся ко мне племянницу и услышал её бурчание. — Темнятство. Полнейшее дерьмо.

— Не ругайся, — прошептал я, уловив возглас ночного жителя: «Угу. Угу».

У богини ночи два любимых дитя, сон и смерть, и у нас назначены были свидания с ними обоими.