Игорь Осипов - Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Я встал, поглядел на северянку, а потом подхватил почти пустой кувшин с кислым вином и поднялся по скрипящей лестнице. До очистки воды руки так и не дошли.

А снаружи под хвалебный гимн бесчисленного сонма проснувшихся сверчков огненная колесница солнечного бога уже приближалась к горизонту, где сквозь листву виднелся окрашенный яркими синим и красным цветами постоянно меняющий облик облачный дворец. День готовился передать землю во власть ночи, когда на охоту выходят подлунные хищники и всегда голодные твари бездны. Но сейчас ни диких зверей, ни лютых чудовищ не было, их место занимала не менее яростная Мираэль. Племянница время от времени поправляла сползающую с правого плеча тунику и держала в руках недлинное копьё, и сейчас пребывала в стойке готовности к уколу. В десяти шагах впереди Миры в точно такой же позе стояла мертвячка.

При моём появлении Брой сделал шаг к девушке и начал поправлять.

— Левую ногу чуть вперёд. Немного согни колени. Да не как курица на насесте, а немного. Укол делать только руками. Тело не должно двигаться, иначе потеряешь равновесие. Спину прямо.

— Так? — переспросила Мираэль, дунув на непослушную чёлку и дёрнув правым плечом, с которого вот-вот была готова свалиться лямка туники.

— Да, — пробасил пират, а потом отошёл на шаг. — Укол.

Девушка совершила быстрое движение копьём, и с едва заметной задержкой то же самое сделала женщина-нежить. Её ребёнок держался за привязанную к толстой ветви верёвку, поставив ноги на толстый узел на самом конце, и раскачивался, как заморская обезьяна на лиане, иногда касаясь ногами земли.

Я поморщился от внезапно возникшей изжоги и подошёл к мертвячке. В прорехах её одежды должны зиять страшные раны, но их не было заметно.

— Мира, — позвал я племянницу, — заставь её снять одежду.

Усталая девушка, тяжело дыша, воткнула копьё в землю, за что сразу получила полный негодования взгляд пирата. Ещё бы, наконечник противно скрежетнул о камни, которыми была полна эта почва, и о которые можно затупить или обломать наконечник. А потом Мираэль потянулась руками к коленкам, ей было лень вязать новые узелки приказов, ведь проще заставить нежить делать то же, что и её хозяин. Сам так в первые годы обучения делал. Конечно, мертвячка повторила движение племянницы, вот только, когда берсеркерша подцепила подол туники и одним быстрым движением стянула с себя одежду, я вздохнул и провёл ладонью по лицу, а Брой застыл с раскрытым ртом. И не потому, что мертвячка была грубо, но старательно заштопана, а потому что сама Мира осталась в чём мать родила.

— Ми-и-ира-а-а, — протянул я, глядя, как пират облизал губы и сглотнул, словно у него в горле от жажды пересохло.

Глаза его при этом хищно блестели и бегали по тонкой девичьей фигурке, задерживаясь на упругой загорелой попе.

— Что?! — огрызнулась племяшка, стискивая в кулаке некогда белую, а сейчас серую с коричневым ткань туники.

— Не увлекайся, — скорчив страдальческую рожицу, ответил я.

— Не увлекаться? — сверкнула глазами Мираэль.

Сейчас она стала похожа на своего отца в ярости. Густые брови нахмурены, губы плотно сжаты, а голос тихий и полон яда. Это я исходил отборной бранью, когда был зол, брат же в состоянии бешенства наоборот цедил слова сквозь зубы, словно готовый взорваться котёл с плотно придавленной крышкой.

— Я устала копаться в крови и грязи, — продолжала цедить слова Мира. — Пока ты был в беспамятстве, я по указке этого головореза зашивала ходячее мясо. Я наковыряла из земли полную корзину камушков своими руками, все ногти сломала. Если быть некромантом — это жить в яме, жрать дерьмо и запихивать человеческие кишки обратно в дырки в пузе, то я не хочу быть некридой. Меня каждый день выворачивает пустым желудком. Я не могу смотреть даже на копчёное мясо, так как всё время видятся человеческие тела, и мечтаю о молочной каше.

Девушка говорила и шла, делая осторожные шаги босыми ногами по усыпанной сухими веточками, жухлыми листьями и покрытой редкой жёсткой травой земле, пока не оказалась совсем рядом. Тогда она подняла кулак, словно намереваясь ударить, но вдруг как-то по-детски поджала губы, разрыдалась и уткнулась мне в грудь, опустив руки вдоль бёдер.

— Я кашу даже с комочками буду есть, — всхлипывала Мира. — Я устала. Я хочу домой, к маме и папе.

Я обнял ревущую племянницу, прижал к себе и начал гладить по густым чёрным волосам, как маленького испуганного котёнка. Её тёплые плечи вздрагивали, когда она начинала давиться новой порцией горьких слёз и шумно шмыгать носом. Я почувствовал, как мокрые капли пропитали ткань моей туники.