Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

– Ну что за проклятые колокола, – сказал Престол Тени. – У меня и без них голова болит. Пойдем, тут все кончено.

Так оно и было, так они и сделали.

В двух кварталах от дома Беллам Ном почувствовал, как кто-то схватил его сзади и прижал к стене. Сломанная рука отозвалась болью. Задыхаясь, теряя сознание, он вгляделся в лицо схватившего его человека и обмяк.

– Дядя… – а за спиной Раллика он увидел смутно знакомое лицо. – И… дядя.

Нахмурившись, Раллик отодвинулся.

– Ну и видок у тебя, Беллам.

А Торвальд добавил:

– За тобой охотится весь проклятый клан Номов.

– Ох.

– Не дело, когда наследник дома пропадает на несколько дней, – сказал Торвальд. – Беллам, у тебя есть определенные обязательства. На нас посмотри: даже мы не были такими строптивыми в молодости, а мы ничего и не наследовали. Теперь мы обязаны проводить тебя домой. Видишь, сколько хлопот ты нам доставил?

И они пошли.

– Надеюсь, – сказал Раллик, – тому, с кем ты сцепился, Беллам, пришлось хуже.

– Да, полагаю, что да.

– Ну, хоть что-то.

Проводив юношу до ворот и проследив, что он действительно направился внутрь, Раллик и Торвальд отправились своей дорогой.

– Это ты здорово наплел, – сказал Раллик, – про нас с тобой в молодости.

– Самое трудное было не заржать.

– Да ну, не такие уж мы были и ужасные. По крайней мере, пока ты не украл у меня девушку.

– Так и знал, что ты не забыл!

– Давай пойдем к милой Тисерре, и я постараюсь отбить ее обратно.

– Ты же не думаешь, что она приготовит нам завтрак?

– А почему нет?

– Тисерра – никому не служанка, кузен.

– Ну ладно. Тогда оставь ее себе.

Торвальд улыбнулся про себя. С Ралликом так просто. И Торвальд всегда мог заставить его думать именно то, что нужно.

А Раллик шагал рядом, тоже очень довольный, уголком глаза уловив, как Торвальд с трудом сдерживает хитрую улыбку. Успокоить кузена всегда было для Раллика плевым делом.

Порой хорошо, что некоторые вещи не меняются.

Выйдя на палубу, сестра Злоба увидела на корме Резчика, опершегося на планшир и глядящего на спокойную гладь озера. Спрятав удивление, она пошла к нему.

– Я возвращаюсь в Семь Городов, – сказала она.

Он кивнул.

– Уже близко.

– Что ж, мне приятна твоя компания, Резчик.

Он посмотрел на нее.

– Получила, что хотела?

– Конечно, нет, и… как всегда.

– Так ты не расстроена?

– Только из-за того, что не получилось вонзить зубы в мягкое горлышко моей сестры. Но это не к спеху.

Если он и поразился таким словам, то не подал виду.

– Я думал, ты хочешь все закончить, раз уж проделала такой путь.

– Ну, у всех наших поступков есть разные цели, мой юный друг. В любом случае, хорошо, что я сейчас отбываю – по причинам, которые я объяснять не хочу. Ты попрощался?

Он пожал плечами.

– Кажется, я сделал это много лет назад, Злоба.

– Ну и хорошо. Отчаливаем?

Через короткое время, когда корабль лениво скользил вдоль береговой линии на запад, они стояли у левого борта и разглядывали хвост траурной процессии у нового длинного кургана, скромно возвышающегося над соседними холмами. Толпы и толпы горожан окружали курган. Безмолвие и отдаленный звон колоколов делали сцену нереальной, похожей на торжественную картину, прикрытую дымным пологом. Они видели телегу, видели вола.

– Знаешь, моя сестра когда-то была влюблена в него.

– В Аномандра Рейка? Нет, я не знал.

– Его смерть знаменует начало.

– Начало чего?

– Конца, Резчик.

Он не знал, что ответить. Пролетели несколько мгновений.

– Ты говоришь – любила когда-то. А что случилось?

– Он получил Драгнипур. По крайней мере, я думаю, что дело было в этом. У нее ведь очень подходящее имя, у моей сестры.

Зависть.

Резчик бросил быстрый взгляд на стоящую рядом красавицу, подумав о ее собственном имени, – и мудро промолчал.

Безумный звон колокола, которого не было, наконец прекратился, и Скиллара смогла снова выбраться на крышу храма, чтобы обозревать город. На озере она увидела, как на одиноком корабле подняли паруса, ловя утренний бриз. Паруса были ей знакомы, и она какое-то время следила за ними.

А кто на борту? Ну, разумеется, Злоба. И Баратол – если у него осталась хоть капля здравого смысла. Рядом – улыбающийся Чаур, громадное дитя, с детской любовью, которая никогда не будет знать предательства, хотя бы до того дня (надо надеяться, десятилетия спустя), когда состарившийся кузнец отправится в постель последний раз. Она почти видела его лицо, глубокие морщины, угасающие черные глаза – и все жизненные потери слетают, как вуали, пока он не перестает видеть.