Константин Соловьев - Холера

Может, этот ядовитый смог и не обладал целительными свойствами, однако один его глоток мгновенно унял боль, поселившуюся в правой стороне ее головы, которая не давала ей спокойствия все это время. Раскаленная смоляная капля за правым ухом будто бы остыла, перестала ёрзать, подарив ей минуту блаженного спокойствия. Пожалуй, пару дней ей стоит воздержаться от вина…

Дом за ее спиной остался молчаливым и недвижимым. Наглухо заколоченный, в коросте осыпающейся краски, он сам походил на мумифицированного покойника, на лице которого стараниями бальзамировщика осталась чопорная и строгая гримаса. Ничего, подумала Холера, ежась от сырости, уж ему-то не суждено сгнить, превратившись в труху, как многим прочим домам. Для него она приготовила более интересную участь.

Ничего сложного, всего лишь большая лужа слитого из ламп масла и водруженная в ее центре горящая свеча. Через полчаса старая развалина полыхнет так, будто в ее недрах освободился рассерженный демон, и сгорит в считаные часы, как соломенная скирда. К следующему утру этот дом превратится в спекшийся кусок угля, намертво замуровавший вход в подземное логово на вечные времена.

Выпрямившись, Холера торопливо застегнула колет на уцелевшие пуговицы. Боль у правого уха улетучилась, осталось лишь легкое зудящее ощущение, на которое вполне можно было не обращать внимания.

— Извини, старый домишка, — пробормотала она, не оборачиваясь, — К тебе у меня претензий нет, но поверь, так будет лучше для нас обоих.

Это не было актом бессмысленного разрушения. В прошлом ей не раз приходилось скармливать огню свидетельства своих проказ, но не из удовольствия, а лишь по насущной необходимости.

Обваренную ведьму «Вольфсангель» может ей и простит, едва ли эта самоуверенная выскочка, еще вчера бывшая прислугой для сестер, много значит для своего ковена. Но вот Ланцетта… Ах, ёкарный бабай. Ланцетту волчицы ей не простят. Если кто-то в Брокке прознает о случившемся, крошку Холли ждет даже не дуэль, оставляющая хоть призрачный шанс на спасение, но хладнокровная казнь где-нибудь в подворотне Брокка.

Глупо думать, что «Сучья Баталия» придет ей на помощь. Магистр Вариолла, может, и чтит правила чести, но, что бы ни говорили недруги, мозгов в голове у нее куда больше, чем в пустом хундсхугеле [45] Хундсхугель — тип стального средневекового шлема с вытянутым забралом. парадного доспеха фон Друденхаусов. Холера знала ее достаточно хорошо, чтобы понимать, за холодным мраморным фасадом истовой пуританки и почтенного обера скрывается хладнокровие крокодила и расчетливая безжалостность профессионального бретёра.

Ввязываться в войну с «Вольфсангелем» ради никчемной шкуры, на которой и так живого места нет от хлыста Гасты? Холера фыркнула. Уж скорее сестры-ведьмы преподнесут ее волчицам на блюде, избитую до полусмерти, перевязанную ленточкой и с яблоком во рту. Может, еще и трахнут ручкой от метлы напоследок.

Она улыбнулась, хоть почти не ощущала улыбку на покрытом ссадинами лице. Скорее, чтоб проверить, целы ли зубы.

Можно сколько угодно трепаться о фамильной чести и ведьминских клятвах, всякая, прожившая в этом трижды проклятом городе знает, сила ведьмы не в защитных оберегах и не в добром расположении демонов-покровителей, а в том, чтобы всегда на шаг опережать соперниц. Быть злее самых отчаянных и хитрее самых коварных. Может, тогда чертов Брокк даст тебе шанс убраться живой и на своих ногах, не превратившись в чудовище с головой утки, не вывернув наизнанку, не сотворив из тебя соляное изваяние, желудь или безумную, воющую от боли, куклу.

Это мудрое правило позволило ей прожить не один день в Брокке. До черта дней, пожалуй.

Остановившись посреди двора, Холера достала из кошеля «нюрнбергское яйцо» [46] «Нюрнбергское яйцо» — распространенное название карманных часов в форме яйца, созданных в Нюрнберге в XVI-м веке. , прихваченное в пустом доме, единственный свой трофей за сегодняшний день. Простого устройства, даже не серебряное, из эмалированного железа, оно выглядело достаточно пристойно, чтобы сбыть его на обратном пути в Руммельтауне за пять талеров. Когда Холера нажала на клавишу, в железном яйце пробудился крохотный услужливый демон.

— Сегодня… понедельник, — возвестил он перхающим осекающимся голосом под мелодичный звон колокольцев, — Второе сентября тысяча… девятьсот восемьдесят пятого года.

Почти восемь месяцев до следующей Вальпургиевой ночи, которая сделает из нее ведьму четвертого круга. А ведь еще остается пятый и…