Яна Тулиша - Инквизитор [litres]

Женщина в потертой юбке и с заплаканными глазами. На ее лице читалась усталость, она врачевала больных. Ее кровь брызнула мне на одежду, и мне пришлось провести несколько лишних часов, очищая себя. На раздавшийся из ее дома испуганный крик «Мама!» я не обратил внимания. Она не была ведьмой, мне запомнился ее взгляд. Но я просто не мог оставить ее в живых, о ней ходили слухи. А если бы церковь позволяла слухам о живой ведьме расти, она не была бы такой крепкой и непоколебимой.

Где-то далеко-далеко, не в моем мире начиналась весна. Снова и снова цвела сирень, и пели радостные птицы. Не мой мир веселился, приветствуя пробудившуюся ото сна землю. Не мой мир звонил в колокола.

– Вы сошли с ума…

– Тогда я тоже так думал.

В какой-то момент я обнаружил себя в своей комнате. Передо мной стоял табурет, а в руках я судорожно сжимал намыленную веревку. Пальцы упорно пытались сплести петлю и не могли. Я падал в сон, а потом, просыпаясь, снова тормошил расходящиеся нитки. В конце концов мне удалось получить желаемое и закрепить петлю у потолка.

В ушах стучала кровь, гул криков умирающих нарастал. Я горел, горел в лихорадке или горел на костре… Сейчас не так уж и важно. Мысли мои путались и не хотели связывать явь воедино. Я вспомнил Чейза. Отчего он повесился? Рафаэль говорил, что его прокляла ведьма. Мысль об отце показалась мне настолько нелепой, что я едва не скатился кубарем с табурета, но устоял.

Руки тряслись, словно у дряхлого старика, и никак не хотели надевать петлю на шею. Под церковной рясой я чувствовал молитвенник. Он жег мне кожу хуже любого пламени костра. И птица… Птица билась в окно. Она пыталась затушить… Нет, нет… Это уже сон. Наяву нет этой птицы.

«Что ты сделал с собой, Адам?»

Я поднял взгляд на пришедшую. В ее глазах было столько заботы и любви. Она со смирением смотрела на меня.

– Мама… Прости.

«Адам!»

Голос был не мамин. Он прозвучал настойчиво и немного отрезвил меня. Я почувствовал, как подкосились ноги и табурет выскочил из-под них. Послышался тяжелый хруст и глухой удар, я не мог поднять лицо. Не мог взглянуть призраку в темные добрые глаза.

– Надия… Зачем ты пришла? Я и так уже практически умер.

Она склонилась надо мной и взяла мое лицо в свои холодные мертвые ладони. Странно, но впервые я чувствовал прикосновения призрака. Они были мягкими и едва заметными. Мне вполне могло и привидеться.

«Я пришла помочь тебе, Адам».

Со слезами на глазах я взглянул ей в лицо. Там не было гнева. Почему там не было гнева? Она должна быть так зла на меня, я убил всех ее сестер, сжег ее на костре, подверг пытке. Почему, почему она смотрит на меня с такой смиренной любовью, с какой матери прощают своих сыновей? Что бы они ни сделали, материнская любовь никогда не уменьшится.

– Разве мне можно помочь? – почти выкрикнул я и снова потянулся за петлей.

Она перехватила мою руку своими длинными изящными пальцами и притянула к себе.

«Отпусти веревку, тебе необязательно умирать. Ты должен жить».

Из моих глаз полились слезы, кулаки разжались. Я сдался. Впервые в своей жизни я уступил. И кому – ведьме! Надия обхватила меня эфемерными руками и прижала к себе, как ребенка. Она не шептала надо мной молитвы, как это делал Рафаэль, не говорила мне, что я болен. Я плакал, и она плакала вместе со мной. Ее призрачные слезы гулким эхом отдавались у меня внутри, падая на каменные плиты.

«Ты жив. Ты жив. Ты жив».

Я уснул крепким сном и больше никогда не горел на костре.

– С этого момента вы отреклись от церкви…

– Не стоит обманывать себя, причисляя меня к героям, Натан. Я никакой не герой.

После моей попытки самоубийства Надия исчезла и не желала больше появляться. Внезапно оставшись без собеседника, я чувствовал себя так одиноко, что хотелось выть и кричать от отчаяния. Стены равнодушно наблюдали за моими глупыми попытками. Я звал ее, звал сквозь сон, но она не отвечала. Было похоже, что она ушла навсегда.

Церковь предстала передо мной в новом свете, теперь я многое начал понимать, замечать вещи, которые все это время были перед моим носом.

Весна подходила к концу. Леса шелестели и манили меня сильнее, чем когда-либо. Хотелось сбежать из этого лживого дворца, найти дорогу из царства тьмы. Но ни одно желание не могло заставить меня покинуть церковь и Круг. Даже несмотря на открывшуюся правду, я оставался трусом.