На полянах ветер шевелил мягкую шелковистую траву, разносил запах цветов. Хорошо было полежать на траве среди аромата цветов и трав, играя в разные игры или просто слушать песни птиц и гудение пчёл.
Мы ещё долго бродили по лесу, воодушевлённо собирая шишки, очень необычные корни, похожие на загадочных фантастических существ и людей, активно делились найденным, пока не забрели на «дореволюционный кедровник» — рощу посаженного сибирского кедра. И тут же увлеклись собиранием кедрового ореха.
Остановились у одной очень высокой кедровой сосны. Димка высказал сожаление, что не может подняться на такую высоту за орехами.
— Тётя Гера, — вдруг обратился он ко мне, — а вы ведь можете летать, я ведь знаю. Почему же вы не летаете?
Я засмеялась:
— Откуда же тебе это известно, милый Димочка?
Он ответил, покраснев:
— Да уж известно… Всё знаю… И как вы мамку спасли мою, лекарство доставили, знаю…
— Ну, что же, раз ты уж всё знаешь, то знай и то, что полёт — это чудо, божий дар, который приходит не всегда и который нельзя расходовать напрасно… Для того чтобы полететь, нужно особое состояние духа и тела…. Впрочем, сегодня такой радостный день, почему бы и не попробовать!
И я легко скользнула в воздух, вознеслась ввысь и вскоре взирала на восхищённого Диму с почти сорокаметровой высоты.
— Ну, как, милый рыцарь?
— Здорово! И как это у вас получается?
Я уже стояла рядом с ним и улыбалась.
— Я давно хотел научиться так, — продолжал Димка. — Я знал, что вы летаете, пробовал, но у меня ничего не выходило. Видно, мне не дано…
— Согласна. Стать человеком — птицей не каждому дано, — серьёзно сказала я.
Димка стоял и смотрел на меня таким сияющим взором, в котором было настолько искреннее и сердечное принятие его собственной судьбы, что я увидела в глазах лишь понимание и ни капли сожаления.
Вобрав в себя всё это, я произнесла:
— А знаешь, у тебя тоже может получиться. Сегодня и сейчас. Давай попробуем.
Он пожал плечами и протянул мне руку:
— Возьмёмся за руки? Вы меня поведёте… вверх?
— Нет, так ничего не получится. Я буду вверху и протяну к тебе руку.
И вот — я уже вновь у вершины, повисла в воздухе, и рука моя протянулась вниз:
— Ну, давай, иди ко мне. Не думай больше ни о чём… Отрешись от всего и думай лишь о том, чтобы взять меня за руку. Ну же…
И спустя минуту до моих пальцев плавно дотронулись пальцы его руки.
Глава 11. «Ни дня без строчки — таков мой девиз!»
Вот и вся история, которую я пыталась поведать в своих записках. Может они показались кому — то чрезмерно фантастичными или излишне романтичными. Ну, что же, значит тогда нам просто не по пути! Вы другой человек и никогда не поймёте меня, пишущую эти строки!
Но что же было потом? Как сложились судьбы основных героев данного повествования?
Об этом, пожалуй, поведаю вкратце.
В сорок седьмом году мы свернули хозяйство и переехали с Орехово-Ванильное в город Росы. Мы снимали квартиру в частном секторе, выезжая на хутор лишь летом, в качестве отдыха, но потом и его продали.
Оксана устроилась работать преподавателем музыки, а я вела в школе кружок танцев.
Дима, наконец-то, пошёл в настоящую школу — его взяли сразу в шестой класс! Учился он поначалу очень неровно, отметками хорошими нас не баловал, но потом привык, втянулся, завёл новых друзей и стал одним из лучших учеников. С удовольствием посещал авиамодельный кружок, в котором стал первым помощником преподавателя, стал завсегдатаем городской библиотеки.
Вадим Острожский мягко опекал нас и вскоре стал мне очень близким другом. Это был чудесный, внимательный человек, несмотря на кажущуюся суровость.
Но нам предстояла разлука. Вадима направляли в Западную Белоруссию для уничтожения остатков фашистских банд. Как раз в это время Оксана собралась замуж.
Не желая оказаться лишней в доме, я переехала в город с островерхими красными черепичными крышами, куда меня пригласили (с подачи Вадима, через знакомых) в местный возрождающийся театр в качестве балетмейстера. С Вадимом и Оксаной мы активно переписывались! Вообще, семьи Острожских и Кошечкиных стали для меня родными! Забыла отметить, что у Оксаны теперь есть дочь, забавная девчушка, которую она нежно любит.
Осенью тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого я предприняла первую попытку найти Максима Ковалевича — подала в официальный розыск.
Я буду искать его ещё очень долго, много лет, но безуспешно. Он пропал, будто океанская пучина жизни поглотила его!
Читать дальше