Александр Гребенкин - Люди как птицы

Я вздохнула.

Он протянул мне маленький листик тонкой бумаги.

…Когда я переоделась и вернулась к своему гостю, он молча стоял в темноте, и глядел на картину, освещённую луной.

— Да, полотно — будто окно в другой мир…

Затем махнул ладонью и повернулся, чтобы идти.

Я двинулась за ним.

Стояла холодная тёмно-серебристая ночь. Луна накрылась вуалью лёгких облаков. Сырой ветер бросал в лицо сорванную листву, осыпая порог и аллею.

Закрыв и опломбировав дверь, Боков простился со мной.

Напоследок я спросила этого загадочного человека:

— Но почему вы помогаете мне?

Он едва улыбнулся:

— Просто… Просто мне не хочется, чтобы вы, с вашими способностями, достались им.

Чёрный автомобиль, фыркнув двигателем, зашуршал по дороге, мигнув огоньками, скрылся за поворотом. Так я увидела Глеба Бокова последний раз в своей жизни.

Я шла по осенней улице, и мне почему-то было хорошо, как будто Боков обнадёжил меня, сказал что-то приятное. Да и ночь мне показалась чудесной. Ветер полетал между деревьями и утих. На тёмно-синем небе, среди холодных серебряных звёзд, засияла чистая луна, льющая потоки света на кусты и деревья, будто окуная их в белые озёра.

Я бодро шагала через это царствие света и тени. На нужную улочку я пробиралась чрезвычайно долго. Старалась избегать больших и широких улиц, где могли встретиться стражи порядка.

Лишь под утро, когда ледяной ветер снова стал дуть мне в лицо, развевая пряди волос, я, утомившаяся от бесконечных блужданий, нашла необходимое место.

Маленькие улочки с разбитой брусчаткой были по бокам уставлены небольшими домиками.

Подмерзало. Жора жил недалеко от церкви, двор которой был усыпан ржавыми листьями. Окружавшие деревья и сам храм, давно закрытый, утренняя заря окрасила в розовый цвет.

Жора снимал комнату в деревянном домишке, к счастью, имевшей отдельный вход со стороны переулка. Его зелёная дверь едва виднелась за палисадом. Отворив беззвучную калитку, я прошла по порыжевшей траве и постучала костяшками пальцев в дверь, спугнув кошку.

Жора открыл мне, прищуривая заспанные глаза, и сразу же развил бурную деятельность — поставил чайник, стал разогревать вчерашнюю картошку с луком и даже пробовал мне читать стихи за трапезой. Жестом я остановила неистовые порывы поэта. Я просто валилась с ног от усталости, глаза сами смыкались и, быстро сообразив, что необходимо, неутомимый поэт устроил меня на кровати.

«Действительно в такой глухомани нас никто не найдёт», — подумалось мне напоследок, и я провалилась в сон.

Разбудил меня рожок керосинщика, и Жора, извинившись, схватив жестяной бидон, помчался на улицу к железной бочке за керосином.

Вернулся запыхавшийся. Мы разговорились. Жора знал, в какую больницу перевели Максима и даже знал окна палаты, где он находился.

— Мне об этом рассказал этот чекист Боков. Окно палаты выходит в больничный сад. От угла — третье окно получается. На первом этаже. Но само окно забрано решёткой, да и вся больница под тщательной охраной. Пробраться будет трудно.

— Ему можно передавать пищу, тёплые вещи?

— Нет, насколько мне известно, передачи запрещены. Но письма и денежные переводы в небольших суммах разрешают. Можно послать посылку.

— Там строгие правила?

— Ну, конечно! Максиму там, наверное, несладко. Говорят, что заключённые в больнице не имеют права безнадзорно выходить в коридоры и в другие помещения. Да и переписка практически невозможна. Конечно, он может написать прошение, или даже личное письмо кому-нибудь, но дальше канцелярии больницы оно не дойдёт.

— Да, суровые нравы, — мрачно произнесла я.

— Но всё же лучше, чем тюрьма, — вздохнул Жора и тряхнул своими длинными волосами, рассыпавшимися по плечам.

— Ой, боюсь, как бы там его не залечили, не сломали его, — вздохнула я, нервно покачиваясь на стуле.

Жора сидел, теребя пуговицу.

— Ничего, Максим парень крепкий и нервы у него хорошие…

Я закивала, думая о своём.

— Вот что, Жора. Мне нужно будет уже этой ночью повидаться с Максимом. Дальнейшего ожидания я просто не выдержу. Жора, вы мне покажете всё это и сразу уйдёте. Всё остальное я сделаю сама. Нет, даже не возражайте. Поймите, вам «светиться» нельзя, да и ваша квартира в таком глухом районе ещё может пригодиться.

Я взяла его за руку:

— Не обижайтесь, мой милый помощник. Будьте хранителем этого дома. Всё остальное предоставьте мне.