Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

Ингер произнес эти слова с ожесточением, будто кто-то с ним спорил. Посажение на коня сына-наследника, возведение на стол жены меняло для него очень многое. В последние годы они с Прекрасой, уже зная, как сурова с ними судьба, избегали обсуждать то, что будет «потом». До последнего дня они молчали даже наедине, боясь, что за миг до свершения Недоля разрушит их надежды. Но теперь опасность миновала. Ингер прочно сидел на Ельговом столе и не должен был делиться властью ни с кем из родни. Успешный второй поход на греков, заключение довольно выгодного договора сильно подняло его вес в глазах киян, полян, подчиненных племен и соседей. Теперь в руках его была настоящая сила. Уже свершившиеся перемены неизбежно должны были привести к еще более благим переменам в будущем. Ингер бледнел от волнения, думая о предстоящей борьбе, которая не обещала быть легкой, но в глубине души даже радовался спору женихов, что давал ему случай прямо сейчас проявить власть и укрепить свое положение. Мысль о том, чтобы отослать Ельгу-Поляницу подальше от Киева, и смущала его, и манила. Избавившись от нее, он выбьет важную опору из-под ног Свена. А потом найдет способ избыть его совсем, чтобы знать, что никто уже не посягнет на его положение и на наследие сына.

Но в замужестве Ельги таилась и опасность, и о ней Ингер тоже не забывал.

Когда князь появился в гриднице, там уже сидели двое: Кольберн и Страдомир, с неудовольствием и тайным вызовом косясь друг на друга. «Эти хоть в драку не полезут!» – подумал Ингер, вспоминая вчерашнее буйство пьяного Торстена. Тот, слава богам, еще маялся похмельем где-то в гостевых домах.

– Сейчас, пока все трезвы, я хочу говорить с тобой, – объявил Кольберн, не обманув ожиданий Ингера. Он тоже был немного похмелен, однако мужественно преодолевал нездоровье, как преодолевал все, что ставила на его пути судьба. – Я привез дары, имея намерение говорить с тобой и с госпожой Ельгой… твоей сестрой, – учтонил он, вспомнив, что жена Ингера тоже госпожа Ельга. – Но я умею вести такие беседы, как полагается, что недоступно низкородным… Я понимаю, как нелегко избрать для нее мужа. Ты знаешь, что родом я превосхожу всех прочих и равен тебе и ей. Но у меня есть еще одно важное преимущество – моя клятва, – он поднял правую руку и показал золотой обруч на запястье, призывая золото в свидетели. – Я дал клятву не посягать на твой стол, земли, на все твое имущество. Отдав мне госпожу Ельгу… твою сестру, ты обретешь во мне родича и союзника, но не соперника. Наш брак обеспечит земле мир и процветание. Не знаю, кто может дать тебе то же самое!

Кольберн метнул уничижительный взгляд на Страдомира. Тот крякнул, подавляя негодование, и подался вперед.

– Теперь выслушай, что я скажу! Мы были с тобой союзниками, когда вместе на греков ходили, мы разделили славу и добычу похода. С тех пор как узнал, что у тебя сестра-девица есть, думал я о том, чтобы породниться нам. И помнишь, говорил с тобой об этом.

Ингер кивнул.

– Ты тогда сказал мне, дескать, рано, чадо твое у нее на руках, отнять мать названную у малого дитяти не годится, как посадят на коня, тогда уж… Я ждал. Срок вышел, сын на коня посажен, я послух, что он – наследник твой законный, – Страдомир выразительно посмотрел на Ингера, намекая, что признание с его стороны очень важно для будущего Святослава. – Я тебе равен, на своем столе сижу, не в чужом доме хлеб ем. Сестра твоя, известное дело, княгиней будет, иного я и предложить бы не мог. Кто еще тебе даст такое?

– Ты платишь дань хазарам! – обвиняющее напомнил Кольберн. – Ты – союзник и подданный наших врагов!

– Да что там за дань! – Страдомир нахмурился, но махнул рукой. – Так… белок да куниц, дары ради дружбы. Раз в год тудун приедет, выпьем, поднесешь ему что ни то, ради чести, он и поедет восвояси. Зато на торги нас допускают, серебра у нас, что песку! Сам знаешь, хазары уж не те, что при дедах. Много у них раздору меж собой, из-за веры много воюют. Ты вот с греками теперь будешь торг вести… Мы думаем, может, отринем дань хазарскую, будем с греками тоже торговать. Коли породнимся… Но уж и ты нас тогда не выдай!

– Ты будешь давать мне дары, что сейчас даешь кагану? – прищурился Ингер.

– Поговорить надо с дружиной… – сдержанно ответил Страдимир: кто же сразу соглашается перейти под чью-то руку. – А что до клятв… – Он снисходительно взглянул на Кольберна, – так и я дам тебе клятву такую. Мне чужой земли не надобно, своей довольно.

Ингер помолчал. Притязания Страдомира выглядели весомее других, но и ссориться с Кольберном, кому была доверена безопасность Киева с севера, он вовсе не хотел.