Майкл Мэннинг - Возвышение и мятеж

Как только всё стало ощущаться правильно, он начал тянуть силу из Зефира, направляя её остальным и используя их разумы для её настройки на пространственную границу. С Айрин и Линараллой было проще всего, их способности соответствовали его собственным. В пределах их связи они стали почти прозрачны, как продолжение его собственной магии, в то время как Керэн и Элэйн обе проявляли различные степени сопротивления.

Он не спешил, и по мере того, как они расслаблялись, их сопротивление будто убывало, пока не стало почти незаметным. Когда он был готов, все пятеро, действуя синхронно, толкнули свою силу вовне, цепляясь за огромную границу.

Между ними завибрировала нотка удовлетворения — единая мысль, у которой не было какого-то определённого источника: «первый шаг завершён». Дальше всё приняло странный оборот.

Мэттью усилием одной мысли сместил свою… нет, их… точку зрения, выйдя за пределы мира в лежавший между реальностями потенциал. Всё исчезло, кроме границы, сформированной в этом потенциале как над так и под знакомым миром. Теперь он мог видеть её во всей полноте, а не только маленькую секцию, рядом с которой они стояли. Это была гигантская решётка из линий и плоскостей, тянувшаяся во всех направлениях, разделяя и собирая физическую реальность, в которой они были рождены.

Это была огромная матрица магии, однако в самую её структуру, в каждую её вершину, были встроены инструменты для управления ею.

Внутри неё сидел разум, древний разум — старый, могущественный, и медленно умирающий. Последний из хранителей врат. Его корни дотягивались до этой матрицы, и его разум был соединён с потенциалом за пределами миров — это был старейшина Иллэниэлов.

— « Я — Кион », — внезапно объявил он. — « Зачем ты пришёл? »

Они ответили одним голосом, потому что оставался лишь Мэттью:

— « Потому что ты ослабел. Через структуру начали распространяться ошибки ».

— « Это уже не важно », — ответил Кион. — « Семя уже украло мою силу. Всё потеряно. Вот, почему появляются ошибки ».

— « Нет », — заявил Мэттью. — « Они начались ещё до твоей потери. Возраст начал брать над тобой верх ».

— « Возможно, но причины более не имеют значения. Близится конец всех начал. Твой родитель всё уничтожит », — ответил старейшина.

— « Ещё не всё потеряно. Помоги нам всё исправить ».

— « Нет ».

Мэтт был искренне удивлён:

— « Почему? »

— « Во мне осталась лишь злоба. Твой предок загубил единственную цель в моей жизни ».

— « Тогда мы тебя заменим », — предупредил Мэтт.

По месту, которое вообще не было местом, прокатились отголоски смеха:

— « Даже если твой родитель не уничтожил нас всех, ты обратишься в прах задолго до того, как я закончу умирать ».

Внутри него что-то зашевелилось, и пришли мысли Линараллы:

— « Ши'Хар вернулись. Будет найден новый старейшина, чтобы занять твоё место ».

— « Тогда делай что хочешь, дитя », — сказал Кион. — « Я не буду твоим усилиям ни противиться, ни помогать ».

Этого было достаточно. Перефокусировав свой разум, Мэттью вернулся к конкретной части пространственной матрицы, которую надо было сместить, а затем он расслабил свои границы, позволяя потенциалу слиться с ними. Потенциал впитал его самосознание, уничтожая его «я», одновременно принимая его цель.

Отток силы из Зефира повысился, начав обжигать их, опаляя их души до тех пор, пока им не стало казаться, что бесконечность, с которой они соединились, состояла лишь из огненной боли. Их эйсар окутал границы вокруг Ланкастера, и начал давить.

На кратчайший миг Мэттью усомнился, и с сомнением пришёл страх. Их силы едва хватало, и малейшая ошибка, мельчайшее колебание заставило бы всё расклеиться. Результатом такого просчёта стала бы аннигиляция.

«Вот, почему Кион не стал вмешиваться», — осознал он. «Ему хочется умереть».

— « ЗНАЧИТ, ОН БУДЕТ РАЗОЧАРОВАН ».

Прогремевший в нём голос принадлежал не потенциалу, и не одному из тех, кто сейчас составлял его сущность. Он узнал его, не осознавая, откуда это узнавание появилось:

— « Отец! »

— « ДЕЙСТВУЙ, ПОКА РЕШИМОСТЬ ТЕБЯ НЕ ОСТАВИЛА ».

Резонировавшая в этих словах сила была столь велика, что грозила его уничтожить, но Мэттью тем не менее успокоился благодаря присутствию отца. Не теряя времени, он отбросил сомнения, и одним последним всплеском воли инвертировал границу, в пределах которой лежал Ланкастер.