Майкл Мэннинг - Возвышение и мятеж

Схватив ручку двери в погреб, он собрался, и потянул, прилагая усилия, пока закрывавший вход в погреб деревянный засов не сломался, позволив двери со стуком распахнуться. Затем Чад закинул свою ношу на крышу, и прыгнул, легко преодолев отделявшие его от перил балкона десять футов. В прошлые годы ему бы пришлось поспешно карабкаться, и он скорее всего был бы вынужден положиться на удачу, вытянувшись на полу балкона — но не сегодня. Встав на перила, он снова подпрыгнул, и легко уцепился за карниз, после чего подтянулся, и улёгся на крыше. Затем он принялся ждать.

Принцип был простой — оторваться, скрыться из виду, а затем спрятаться где-то рядом с более очевидным укрытием. Стражники проверят погреб, а когда не найдут его, то придут к выводу, что он побежал дальше, пока они тратили время на обыск. Покуда никто из них не слышал, как Чад приземлился на крышу, он скорее всего будет в безопасности. «И я прыгал довольно тихо», — сказал он себе, — «даже если внутри в дневное время кто-то есть».

Он был не настолько глуп, чтобы рисковать и выглядывать из-за края крыши. Вместо этого он подполз поближе к центру крыши, устроил себе подушку из свёртка платьев, и устроился для длительного ожидания. Лёжа на спине, он обнаружил, что солнце беспощадно бьёт ему в глаза. «Вот, когда может пригодиться хорошая шляпа», — сделал он наблюдение, и натянул шляпу на нос, прикрывая глаза.

Чад тихо ухмылялся, слушая, как фрустрированные стражники ищут его внизу. Жара солнца как раз хватало, чтобы компенсировать холодный ветер, а тёплая крыша под его спиной казалась почти удобной. Довольно скоро он задремал.

— Пришёл довершить начатое?

Ариадна встретила его истекающим ядом голосом. Она стояла на противоположной стороне комнаты, рядом с массивной кроватью, и держала в руке узкий клинок. У Тириона с этой кроватью было связано несколько хороших воспоминаний, но их портило холодное и враждебное выражение лица его бывшей любовницы.

— Думаешь, ты сможешь остановить меня этой штукой? — презрительно спросил он, глядя на оружие в её руке.

Он видел скрытый в её глазах страх, когда она ответила:

— Нет, но я не умру без попытки защититься. Никто не может обвинить дочь Джеймса Ланкастера в трусости.

Страх ранил его больнее её слов. Он знал, что её разум был искажён, но его всё равно бесило слышать в её голосе гнев. «Ещё один повод разделаться с ведьмой-разумницей», — молча заметил он.

— Я не желаю твоей смерти, — объявил он, наступая на неё.

Тут Тирион чуть не умер, поскольку неправильно оценил скорость Королевы. Пусть она и не была обученным воином, у неё всё же были узы с драконом, и острие её меча метнулось прямо к его груди с такой скоростью, что он едва успевал отслеживать её перемещение.

Используя минимум движений, он шагнул в сторону, и оттолкнул клинок в сторону предплечьем, одновременно нанося крепкий удар Королеве в челюсть. Учитывая почти полное истощение его силы, любые другие действия скорее всего привели бы к его смерти, поскольку она была гораздо сильнее, и он сейчас не мог с ней состязаться.

Ариадна завалилась вбок, врезавшись в стойку кровати, и осела на каменный пол — оглушённая, но не совсем потерявшая сознание. Тирион забрал её меч, рассеянно заметив кровь, капавшую из мелкого пореза на его предплечье. Затем он рывком поднял ошарашенную правительницу на ноги, прежде чем повернуть её к себе спиной и приставить к её горлу острую сталь:

— Я здесь не для того, чтобы тебя убивать, но сейчас меня загнали в угол. Ещё надавишь на меня — и я сделаю что-то, о чём мы оба пожалеем, — предупредил он.

— Ты убил Харолда, — прошипела она, увидев её павшего защитника в соседней комнате. — У тебя что, совсем стыда нет?

— Он не оставил мне выбора, — парировал Тирион. — Не допускай такую же ошибку.

— Моей единственной ошибкой было вообще довериться тебе, вероломный ублюдок, — гневно заявила она. — Приканчивай меня, и закончим на этом. От твоего присутствия меня тошнит.

Тирион почему-то почувствовал в ответ на её слова лишь печаль, и ещё всепоглощающее чувство одиночества. Такого он не ожидал — по крайней мере, от себя. Он всегда мог совладать с гневом как со старым другом, но эти чувства были напоминанием о той его части, которую он считал давно умершей. «Я просто устал», — сказал он себе. Он был крайне утомлён, это уж точно. Он знал своё тело, и оно говорило ему, что он вот-вот потеряет сознание. Надо было заканчивать побег поскорее.