И печать, и деньги, и даже какие-то бумаги. Только пачка небрежно вскрытых пакетов с герцогскими указами в беспорядке валялась в дальнем ящике внушительного стола. Судя по всему они очень мало интересовали предателя, явно считавшего дни до смены правителя.
– Высокородный лэрд Дарвел, – негромко позвала вошедшая в комнату женщина, – я Эдна, жена жреца. Мы накрыли стол к ужину в столовой для писарей, не желаете перекусить? Или выпить горячего взвара?
– Спасибо. Я подожду пока вернутся спасатели. Надеюсь, они приведут детей. – Вежливо отказался герцог, уже знавший, что со жрецом они разминулись случайно. Он уехал в небольшую деревушку, проводить ритуал для молодоженов. Храмы или маленькие часовни были во всех поселках, а вот жрецов не хватало.
– Если им удастся попасть в лабиринт, то Жак обязательно выведет к пещере, – тревожно вздохнула она, – лучше него никто не знает старых шахт.
Помолчала и осторожно добавила:
– Он ведь был нашим мэром… все хорошее сделано при нем. И колодцы выкопал и насосы привез… и воду в общую мыльню горячую провел. Крытый рынок и постоялый двор для купцов тоже он построил… а потом появился Шальбе. Показал бумаги от банка, будто выкупил какие – то долги и шахты теперь его. Позже и Жака выгнал из ратуши, занял его место. Люди возмущались… но самых рьяных начали донимать разные беды… и все поняли, лучше молчать. Так и живем уже четырнадцать лет… люди работают все больше, а получают все меньше. А теперь и вовсе без дохода остались, добычу-то он увез.
Все это Дарвел уже знал из сумбурных выкриков толпы, и успел обдумать. И беспокоился теперь не о пропавших камнях, денег Пангерта, лежащих в его банке, хватит на нужды всех городов. Важнее всего сейчас Ирджин и дети, ради которых маг полез неизвестно куда.
– Так кто мешает жителям, – хмуро глянул он на просительницу, – собраться и выбрать нового мэра, ведь Шальбе подписал себе приговор, подняв руку на детей. Этого я никогда не прощу. А от меня он не сбежит, не волнуйтесь. Ночью в ливень по горам далеко не уйти, а утром маги его поймают. Но во всех случаях голодать и ходить босиком вам не придется, обещаю.
– Спасибо, – облегченно выдохнула Эдна и добавила, – а спальни мы вам приготовили в трактире, по соседству, там сейчас других постояльцев нет.
Она осторожно, бочком выскользнула из кабинета, а герцог, помаявшись, сначала перебрал указы и бросать в камин устаревшие. Потом написал новый, припомнив всё, о чём думал, слушая жителей Угорда. А едва заметив, что шум ливня прекратился, распахнул окно. Дохнуло дождевой свежестью, приправленной ароматом мокрых смородиновых листьев и не выветрившимся до конца запахом паленой соломы.
– Откуда он её взял? – вслух задумался Дарвел, помнивший, что злаки поблизости не растут.
– Что взял? – тут же справился кто-то знакомым голосом.
– Солому, Анви, солому, – буркнул герцог, облегченно выдыхая, раз учитель тут, значит и Ирджина скоро найдут.
– Солому нам отдают селяне, – доложила караулившая у входа Эдна, – когда привозят рыбу и мясо. Они свежей соломой застилают телеги, а сверху рыбу накрывают крапивой, тогда дольше не портится. А вы будете ужинать или пойдете в шахту?
– Мы будем ужинать и отдыхать, – протиснулся в окно Анвиез, – а в шахту пойдем на рассвете. Ирджин прислал сообщение, детей они нашли целых и невредимых. Теперь все спят, он устал.
– Слава светлым силам… – выдохнула неугомонная женщина и пошлепала куда-то в темноту по мокрой траве, – пойду обрадую…
– В следующий раз мне тоже дадите пирамидку, – сердито выговаривал Дарвел, забирая со стола свои бумаги.
– Обязательно, – примирительно улыбнулся Анвиез. – Если ты помнишь, мы собирались всего-навсего помочь Ирджину наказать мошенников.
Рассвет начался для герцога в тот призрачный час, когда ночная тьма уже рассеялась, а солнце еще спало за дальними горами. Торопливо сжевав в столовой трактира пару сырных булочек и выпив необычный, но вкусный взвар из тертых жареных орехов с медом и сливками, Дарвел накинул выданную учителем куртку и выскочил на улицу, где стремительно нарастал гул толпы.
– Что тут происходит? – осведомился сухо, вглядываясь в украшенные свежими ожогами и царапинами угрюмые лица троих всадников.
Каждый вёл за собой навьюченную лошадь. У самого старшего левая рука висела на перевязи, и из рукава выглядывали посиневшие, непомерно раздутые пальцы, но он умудрялся справляться одной рукой.
Читать дальше