Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

Одним боком кольцо соединено с чем-то металлическим, что пока еще скрыто.

Дверные молотки девочке встречались лишь на картинках, но она думает, это как раз молоток и есть, хотя те, что она видала, по большей части изображали собой льва, кусающего металлическое кольцо, а тут это не так, хотя, кто его знает, возможно, лев запрятан под грязью.

Ей всегда хотелось постучать в дверь дверным молотком, а этот как раз на земле, а не на картинке.

До этого не надо дотягиваться.

Она охватывает его пальцами, не заботясь о том, что запачкается, и поднимает кольцо. Оно тяжелое.

Теперь она разжимает пальцы, и кольцо падает из руки. Раздается сочный лязг металла о металл, который эхом гуляет между деревьями.

Дверь в восторге, что в нее наконец постучали.

И дверь – хотя это всего лишь куски того, что когда-то было, – очень хорошо помнит, куда она когда-то вела. Она помнит, как открываться.

И потому сейчас, когда в нее постучала маленькая путешественница, остатки той самой двери к Беззвездному морю впускают ее.

Земля под ней осыпается, втаскивая ее с собой ногами вперед вместе с мусором, листьями и камнями.

Девочка слишком удивлена, чтобы закричать.

Ей не страшно. Она не понимает, что происходит, поэтому падает себе и все, а страх только окружает ее звенящим взволнованным ореолом.

Когда она приземляется, то вся состоит из любопытства, поцарапанных локтей и присыпанных пылью ресниц. Дверной молоток, по-прежнему безо льва, погнутый и разбитый, валяется рядом.

Дверь в результате падения окончательно развалилась и уже не помнит, чем она когда-то была.

Заросли сорняка и лесной мусор скрывают всякие следы этого происшествия.

Закери Эзра Роулинс сидит в вагоне поезда, идущего на Манхэттен, смотрит в окно на стылую тундру Новой Англии и подвергает сомнению, не в первый раз за сегодня, свой жизненный выбор.

Однако слишком уж пришлось ко времени это совпадение, чтобы им не воспользоваться, пусть и на таком слабом основании, как ювелирная побрякушка. Он убил день на организационные вопросы, приобретя совсем не дешевый билет на бал-маскарад, и еще больше потратился на номер в гостинице через дорогу от отеля “Алгонкин”, где мест уже не было. В билете оговаривается дресс-код: форма одежды парадная, костюмы литературных героев приветствуются, маска обязательна.

Он извел бездну времени, раздумывая, где раздобыть маску, пока не сообразил написать Кэт. У нее оказалось их целых шесть, причем несколько – с перьями, но ту, которую он уложил в свою спортивную сумку наряду с аккуратно свернутым костюмом, не стыдно было бы и Зорро надеть, она из черного шелка и на удивление удобная в носке. (“На прошлый Хэллоуин я была «человек в черном» из «Принцессы-невесты», – объяснила Кэт. – Фильм по роману Голдмана! Чем тебе не литература? Очень стильно. А может, наденешь еще мою объемную черную блузку? Маске под стать?”)

Закери тревожится, не стоило ли уехать вчера, поскольку поезд ходит только раз в день, и этот, по идее, должен доставить его в Нью-Йорк всего за два часа до маскарада, но то и дело останавливается, застревает из-за погоды.

Четырежды глянув на часы в течение трех минут, он снимает их и сует в карман.

Он и сам не понимает, с чего так нервничает.

Ну, во-первых, непонятно, что ему делать, явившись на маскарад.

Во-вторых, неизвестно, узнает ли он женщину с фотографии. И, может, она в этом году вообще не приедет.

Но это единственная хлебная крошка, которая может бедного мальчика-с-пальчик вывести хоть куда-нибудь.

Вынув из кармана пальто телефон, Закери находит сохраненный там снимок и в очередной раз принимается его изучать, хотя уж и так помнит весь целиком, вплоть до отрезанной от тела руки в углу, с бокалом, в котором пузырится питье.

Женщина на фотографии смотрит в сторону, и профиль ее почти полностью скрыт маской, но тело обращено к камере, и трехрядное ожерелье с пчелкой, ключом и мечом запечатлено столь же ярко и отчетливо, как звезды на черном ее платье. Платье в обтяжку, а сама женщина фигуристая и либо высокая, либо на очень высоких каблуках, однако все, что ниже колен, скрыто пальмой в горшке, которая, будто вступив в сговор с платьем, прячет женщину в тень. Волосы над маской темные, зачесаны вверх в том якобы непринужденном стиле, который, вероятно, требует немалых усилий. Лет ей может быть и двадцать, и сорок, и сколько угодно между. Да если на то пошло, снимок выглядит так, будто сделан столько же лет назад, все на нем лишено всяких примет времени.