Анатолий Нейтак - Эмиссар - Трансформация [СИ]

На это Мугрин промолчал. Но Кальфа, как оказалось, ещё не закончила.

— Выяснить, как я её отравила, не сложно. Следов я не прятала. То, что я изготовила отраву в лаборатории моего мастера, также установить не сложно. В последнее время я только там и работала. Ну а родственница мужа матери, моя наследница… долги завещателя тоже входят в наследство, не правда ли? Пусть объясняет, за что я так радостно её благодарила… если, конечно, сумеет. Стерва безмозглая, безногая, ползучая! — сорвалась-таки на шипение целительница. — Надеюсь, фантазия, столь богатая, когда требовалось меня оболгать, при оправданиях ей откажет!

— Не боишься, что после этого тебя и на границе достанут?

— Меня уже достали, — отрезала Кальфа. — До печёнок. Пусть теперь кушают. Бессмертный Свет свидетель: я терпела так долго, как только могла!

…Мугрин мотнул головой, стряхивая не ко времени накатившие воспоминания. И во все глаза уставился вперёд, на хорошо знакомый приграничный форт.

Знакомый-то знакомый, но… изменившийся.

Внешне укрепление осталось прежним. Верхушку скального гребня, высящегося на границе “светлой” и “сумеречной” сторон тобрасса, стесали при помощи соответствующей магии. То, что осталось, всё равно торчало над зелёной пеной древесных крон, да ещё тянулось вверх грубым, но мощным и крепким частоколом. Последний почти полностью скрывали стебли глайховой лозы. За частоколом росли основные строения форта. Да-да, именно росли: усилия сарье Линии Рога поддерживали существование примерно трёх десятков анморгиз, радикально не схожих с обычной, естественной растительностью. Плоские, чётко делящиеся на горизонты кроны анморгиз также заплетала глайхова лоза, в защитном покрове которой имелся лишь один довольно узкий проход, ведущий прямиком к загону для шхартов.

Всё это ничуть не изменилось — не удивительно, если учесть, что Мугрин возвращался в Двадцать Первый Скальный форт после неполного десятка марог отсутствия. Но изменился он сам, причём сильно. И теперь, к изумлению полукровки, на привычное зрелище накладывались ауры Силы, накопленной анморгиз, заодно с меньшими и более бледными, но зато более “живыми”, не по-растительному подвижными аурами защитников. Под этими аурами стыли следы торопливого вмешательства в естество, которые он распознал после некоторого колебания как тень заклятья, которым меняли форму скалы. А ещё слоем ниже таилась голодная тьма, опознать которую Мугрин уже не мог… да не очень-то и стремился, говоря по чести.

Эта самая тьма нешуточно пугала. Сама мысль о том, что это , голодное, всегда ждало здесь, а он просто не обладал чувствительностью, нужной для осознания присутствия вот этого, вязко-голодного… брр.

Но всё-таки насколько сильно меняется восприятие после Раскрытия Связей! Раньше-то Мугрин не видел , а просто чувствовал ауру анморгиз. На малом расстоянии, сосредоточившись. Если сотворить "глаз духа", то отчётливее и шагов за сто. О том, чтобы вот так, на расстоянии пары тысяч шагов, оценить магические особенности местности — причём вообще без ритуалов и почти без сосредоточения! — да ещё подметить то, чего не воспринимал даже в плотном контакте… а скорее, воспринимал, но не мог толком отделить от других, более мощных раздражителей… не-е-ет, подарок Ниллимы — это что-то!

Гм. Подарок? Как же. Только потому, что удивительная машир не потребовала плату сразу и не указала конкретные формы этой самой платы, Раскрытие Связей не становится бесплатным. Что характерно, благородным она ничего не предлагала. Не потому ли, что особой благодарности от них не ждала? Или всё несколько проще и она ждёт, чтобы те сами обратились за помощью?

“Долго ждать будет”, — решил полукровка.

Зарм Хоррев

Очень хотелось что-нибудь разнести. Что-нибудь большое и твёрдое. Не важно, насколько ценное. Главное, чтобы в клочья. В пыль. В ничто.

Лучше, конечно, придушить мастера Двадцать Первого Скального. Ме-е-едленно. Так, чтобы ясно увидеть изменение цвета кожи под слоем лицевой шёрстки, понаблюдать за беспомощно и беззвучно раскрывающимся ртом, тщетно пытающимся втянуть в лёгкие хоть немного воздуха; насладиться видом лопающихся капилляров в выпученных от усилия глазах… потом можно ослабить хватку и всё-таки позволить ему вдохнуть. Чуть-чуть. Ровно столько, чтобы продлить агонию.

И снова сильнее сжать руки, ощущая, как хрустят чужие хрящи под безжалостной хваткой. Поймать в мутнеющем взгляде мольбу и отчаяние от сознания, что милости не будет. Втянуть раздувающимися ноздрями сладкий аромат страха, боли и подступающей смерти. Позволить удушаемому ещё один глоток воздуха. Или даже два. Или все три, чего уж там!