Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

— Если бы я и передал барона, так только Святой Инквизиции, судить таких, как барон, это её прерогатива. Об этом своём намерении я фон Деницу и сказал.

— И что же он? — Спросил герцог, это дело очень интересовало его. То было видно.

— Он стал просить меня не отдавать его попам.

А вот тут все понимающе молчали, и Волков продолжал:

— Он стал просить меня о смерти, смерти благородной, говорил, что не хочет, чтобы попы измывались над ним, не хочет всеобщего осуждения. Барон сказал, что хочет умереть от рыцарской руки. И другой рыцарской руки, кроме моей, там не было.

— И вы согласились? — Произнёс герцог задумчиво.

— Я знаю, что святые отцы на меня нынче очень злы, что мне ещё непременно скажется, — чуть подумав, отвечал кавалер, — им бы очень хотелось его судить перед своей паствой, но барон пришёл мне на помощь по первому моему зову, и дрался со мной, плечом к плечу, там, у Оврагов. Я не смог ему отказать, хотя знал, что долг мой — передать его Святой Комиссии. Я выполнил его просьбу, я убил его сам.

— Это был благородный поступок, — сказал барон фон Виттернауф, и, кажется, Его Высочество едва заметно кивнул головой соглашаясь с замечанием барона.

«Хороший знак».

— Тем не менее, вы дерзки и своевольны, — вдруг оживился герцог, — вы ослушанием своим давали поводы всяким иным вассалам не слушать меня.

И тут кавалер понял, что пришло время для второго его козыря:

— Ваше высочество, не могли бы вы поглядеть бумаги, что я привёз, сии бумаги не должно видеть более никому, кроме вас, и я дам вам пояснения, которые, надеюсь, удовлетворят вас.

Все стали переглядываться, смотреть на герцога, господа были возмущены, а тот был заинтригован, и сказал:

— У меня нет секретов от собравшихся, это мои доверенные лица.

— Не сомневаюсь, — произнёс кавалер, — но эти господа — не мои доверенные лица, и у меня есть от них секреты, поэтому эти бумаги я могу показать только вам, Ваше Высочество.

Волков достал два небольших письма и держал их в руках:

— Только вам я давал вассальную клятву, поэтому только вам могу их показать.

Вот теперь герцог уже не мог удержаться, любопытство одолевало его, а Волков не подходил к столу, так и держа бумаги в руке.

— Мне встать и подойти к вам? — Наконец спросил курфюрст.

— Если это не затруднит вас, Ваше Высочество. — Отвечал кавалер, и не думая приносить ему бумаги.

Герцог начал вставать, а стоящий за его креслом барон стал помогать ему, наконец Его Высочество подошло к Волкову, и он сразу передал курфюрсту письма.

— От кого эти письма? — Спросил тот разворачивая первое письмо.

— Я думаю, вы догадаетесь, по прочтении, — отвечал ему кавалер.

И герцог стал читать письма, что писал Волкову архиепископ Ланна.

Да, это были письма от него. Прочитав первое письмо, герцог поднял глаза на кавалера, он уже всё понимал, и спросил:

— Это его рука?

— Да, его канцелярия пишет иначе. — Отвечал Волков.

Герцог стал читать второе письмо. И во втором письме было то же самое, что и в первом, в обоих письмах архиепископ просил кавалера не униматься, а продолжать распрю с горцами, чтобы война перекинулась на земли Ребенрее.

Дочитав письмо, курфюрст поднял глаза на кавалера. Волков боялся, что герцог не поверит в подлинность писем, ведь там не было подписи, но герцог, зная нрав архиепископа, сразу поверил, он лишь спросил:

— Могу ли я забрать эти письма?

— К сожалению нет, я обещал их сжечь, с вашего позволения, монсеньор, я сожгу их. — Отвечал кавалер.

Герцог кивнул и отдал ему письма, чуть постоял, глядя на генерала и спросил:

— Значит, вы дали вассальную клятву мне, но продолжали служить курфюрсту Ланна?

— Да, — честно признался Волков, — но больше я архиепископу ничего не должен, теперь у меня лишь один сюзерен. Один сеньор. Это вы, Ваше Высочество, и я приложу все силы, чтобы доказать вам свою преданность.

Тут из-за спины герцога вынырнула графиня, подошла она так тихо, что мужчины за разговорами её не замечали до самого последнего момента.

— Душа моя, — спросил герцог, увидав её, — что вам угодно? У нас тут разговоры мужские, вам то будет скучно.

— Решается судьба брата моего, мой господин, — она не собиралась уходить, графиня взяла герцога под руку, — разве это дело меня не касаемо?

— По-моему, даже в моих конюшнях уже не осталось дел, что вас не касаемы, — отвечал курфюрст, не отводя от прекрасной графини глаз.

Он не мог её прогнать. Он продолжал смотреть на неё. И Волков смотрел на неё, он даже стал комкать перчатку, да ещё стал вспоминать, как недавно эта прекрасная женщина лежал перед ним на краю кровати с подобранными подолами и раскинутыми ногами. Во всей своей бесстыдной красоте.