Мария Токарева - Голод Рехи

— И что? Все? Я столько шел, чтобы этот идиот вот так окочурился? — возмутился Рехи, раздраженно кидая в стену серебряный кувшин.

— Он преодолел свой страх, осознал свое безумие. И ушел. Теперь не нам его судить, — со смиренной радостью произнес Митрий.

Рехи набрал в грудь побольше воздуха, чтобы громко закричать, выругаться, обрушиться на Митрия с обвинениями. Но внезапно его скрутила такая бесприютная душевная пустота, что он только горько выдохнул и почти упал на ближайшую скамью, зарываясь лицом в сложенные руки. По телу пробегали волны дрожи. Отрешенность спадала, стальная непоколебимая скорбь превращалась в бесконечное горе отдельной личности. Ничего не завершилось, проклятье эльфов не было снято. По-прежнему хотелось напиться крови. Рехи чувствовал себя обманутым и уничтоженным.

— Ну… я тогда это… пойду. А то есть хочется. Буду дальше… скитаться по пустыне, — пробормотал он. — Что мне еще делать? Я не могу вернуться. Я столько шел сюда, чтобы ничего не получить!

— Ты слышал законы мироздания. Нельзя возвращать время и воскрешать мертвых, — непоколебимо стоял на своем Митрий.

— А как же Натт?!

— Рехи, не занимай место уничтоженного Разрушителя в этой Цитадели.

— Разрушителя! А что! Хорошая идея! Сумеречный будет новым падшим Стражем Вселенной, а я новым падшим Стражем Мира! — навзрыд рассмеялся Рехи. — Ну, Сумеречный, а ты что думаешь?

Сумеречный сидел на камне и тихонько напевал, поигрывая ножом с инкрустированной рукояткой:

— Двенадцать мечей нашли свою цель… Тринадцатый бродит — живая мишень. Весело тебе, Митрий, смотреть, как нас убивают любимые и родные? Как пронзает нас их смерть? — он поднял исполненные унынием глаза. — Знаю, не весело! Знаю, откуда эти черные пятна на золотых крыльях. Но что же, что же, учитель, ты натворил!

— Сумеречный… Тринадцатый проклятый. Ты еще жив. И ты не Разрушитель Вселенной, — смутился Митрий.

— Ложная надежда — хуже отчаяния. Выбор, говоришь… Выбор… Но ты не слышишь скрежетание когтей тьмы за моею спиной. Я такой же обреченный… Значит, вот где прятался Двенадцатый, скрывал свою силу столько лет.

— Ты бы попытался убить его раньше, если бы знал?

— Нет. Я бы услышал, что этот мир страдает. Я бы помог ему! Но не в разрушении.

— Я всегда знал: ты еще сдерживаешь тьму, потому что сохранил веру в людей.

— Как ты когда-то поверил в меня, так я поверил в них.

Сумеречный Эльф кивнул и поднялся со своего места, Рехи неотрывно следил за ним. В душе вновь повернулся кинжал надежды, вновь сердце закровоточило не ядом, а ожиданием.

— А ты, Митрий, для чего довел мальчишку до Цитадели? — пытливо спросил Сумеречный.

— Цель — встреча с Двенадцатым. Так завершился круг. Без Рехи кокон черных линий не поддался бы, ты сам видел. Ведь в Рехи воплотилась сила хранителя этого мира.

— Я устал это слушать! Да ну вас к ящерам! Пошел я от вас! — прошипел Рехи, направляясь к выходу. — Вы такие же, как Саат. То поете гимны, то отдаете на съедение. Не меня, так тех, кто мне дорог.

Сад встретил его мертвыми колючками, которые гнили и распадались, превращаясь в прах под ногами. От поднимавшейся пыли щекотало в носу, как и от сдерживаемых гневных слез. Рехи больше не знал, у кого просить милости, с кем заключать сделки, в кого верить. Чуда не произошло. Возможно, чудес вообще не бывает.

— Постой, постой, мы не такие сектанты, как в Бастионе, — окликнул Митрий.

— Не нужна мне ваша сила! И нет ее во мне! Я хочу есть, я прошел этот путь… и что? И что? Я лишился всего! И меня все так же преследует голод! Голод пустоты!

— Чего же ты ждал? — спросил Митрий. Рехи укорял себя за вечную доверчивость. Всегда же говорил себе: нельзя заводить друзей. Пусть с Лартом и получилось, но с бессмертными ничего не работало. Их опасная дружба выжгла до самого дна. Впрочем, Митрий изначально ничего не обещал.

— Я… Я… Сначала я просто хотел убить Двенадцатого Проклятого, — признал Рехи, останавливаясь на пороге.

— Теперь он мертв, — кивнул Митрий.

— Да. Но это было в прошлом. Сейчас я хотел воскресить Натта. Думал, вы поможете, если я выполню долг!

— Но нельзя.

— Невозможно или нельзя?

— Невозможно.

Рехи и верил, и не верил. Он стоял на пороге нового мира, вокруг колыхались черные линии. Небо чернело тяжелой твердью, на горизонте взбухали расцвеченные молниями облака извержений. Мир по-прежнему погибал.

— Тогда пойду… к ящерам все. К ящерам. Есть хочется. Пусто — вот тут, — Рехи приложил ладонь к груди. — Какой-то другой голод.