Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

С кентаврами было иначе. Мудрость почиталась здесь; астрономы, историки и переводчики уважались (по-своему, конечно) сильнее воинов. Мудрость не дополняла жизнь, а оставалась её естественной частью - ступенью к свободе, которой на этой стоянке было пропитано всё. Всё, вплоть до мальчика (жеребёнка?), который днём завёл разговор с Тимом, а потом просто так, не задумываясь и не спрашивая разрешения у взрослых, принёс ему и Уне глиняную плошку с творогом. Творог был облит диким лесным мёдом -скорее горьким, чем сладким, - но почему-то оказался не менее вкусным, чем лакомства боуги. После жеребёнок ускакал прочь и, наверное, вскоре забыл о странных чужаках - его вела спонтанная, лихая радость жизни.

Кентавры вообще, кажется, радуются красоте и магии Лэфлиенна больше и искреннее, чем Лис. Не рвутся на восток и не живут в вечном напряжении на грани с истерикой. Этому раненому следовало бы у них поучиться.

Как и мне самой, собственно.

Случай с Лисом совершенно выбил Уну из колеи. Она всего лишь ждала (уже, наверное, пару часов), пока Шун-Ди закончит переговоры с вождём садалака и позовёт её под его навес. Слушала топот копыт, вдыхала запах травы и смотрела в безмятежное, как зеркало (но не зеркало Отражений, разумеется), небо. Казалось бы - расслабиться, и всё; но до конца не получалось. Страх, пережитый в те несколько минут, выпил до дна её силы; Уну недавно перестало трясти.

Она не думала, что так сильно, до бессмысленной паники, боится за Лиса. Что так сильно привязалась к нему.

Почему бы ей, впрочем, не привязаться к нему? Он, конечно, хам и самовлюблённый лицемер, но он привёз ей Инея, и помогает искать лорда Альена, и проделал с ней долгий путь...

Нет, не то.

Уна смотрела на пчелу, кружащую над белой головкой тысячелистника, и тщетно пыталась в себе разобраться.

Боялась бы она так же за Шун-Ди? За Индрис? За лорда Ривэна?..

Она вспомнила об ужасе на тракте - когда дядя Горо тоже лежал на земле, тоже окровавленный. Но вспомнила, увы, только потом. В те секунды был только Лис и чёрные копыта, терзавшие его тело. И струйка крови на его виске.

Та самая струйка, на которую после, под навесом кентавра-целительницы, обезумевшим взглядом смотрел Шун-Ди.

В общем, дело явно не в ассоциациях. Тогда в чём? Может ли кто-то стать настолько важным за то жалкое время, что они с Лисом знакомы? Голос изнутри подсказывал Уне: может. Может и быстрее. Хоть за пару дней. Так уж глупо устроены люди.

Но есть одна немаловажная деталь: Лис не человек.

НЕ ГРУСТИ.

Уна подняла голову. Иней кружил над ней - не очень высоко, - распластав по воздуху серебристые крылья. Он почти не взмахивал ими - ложился и парил, как чайка. Её прекрасный Иней. Лучшее в Обетованном утешение.

"Я не грущу. Просто размышляю".

НЕТ. ТЫ ГРУСТИШЬ.

Иней повёл хвостом, наклонил корпус вперёд (шея, наоборот, изогнулась и приподнялась - плавно, как тетива серебристого лука) и начал снижаться. Между его когтями Уна разглядела клочки серой шерсти: степной мыши недавно не повезло. Ему явно больше нравится охотиться здесь, чем жевать жёсткое вяленое или сушёное мясо. Ещё бы: азарт погони, соколиного выглядывания жертвы с высоты.

Кентавры реагировали на Инея мягче, чем боуги. По крайней мере, в похищении - если верить переводам Шун-Ди - её пока никто не обвинил. Здесь на дракона смотрели с почтением, без скидки на возраст (будто бы он уже был размером с гору, а не со среднюю гончую), и не пытались общаться с ним. Может быть, боязливое уважение к драконам у кентавров воспитывают с детства? Надо было спросить у того жеребёнка.

Исключение, однако, тоже обнаружилось: молодой кентавр-переводчик, почему-то покрытый свежими шрамами, сиял от счастья, когда Уна единственный раз позволила ему коснуться Инея (тот был не в восторге, но милостиво разрешил погладить себя по спине, возле гребней). У переводчика были светло-карие, очень блестящие глаза - грустные, как у Шун-Ди, хотя не такие потухшие. Если бы не эти глаза и повязки, он бы мало чем выделялся среди десятков гнедых собратьев по садалаку. Но Инеем любовался, как знаток; Уна долго ругала себя за то, что в первую очередь в голову к ней приходят сравнения с выбором лошади на ярмарке: помнилось, как дядя Горо и его друзья щупали жеребятам ноги, заглядывали в зубы, похлопывали круп. Говорил переводчик застенчиво и взахлёб, как мальчик; быстро ушёл, чтобы не мешать им решать свои дела, а Лису поправляться.

Почему-то Уне казалось, что он болен или влюблён.