Евгений Мельников: Возвращаясь на Землю

- А бабушка с дедушкой придут? – Почему Алексей спросил именно это, он не знал сам, лишь потом понял: этот вопрос был равносилен вопросу о том, в порядке ли они. Он часто беспокоился о здоровье стариков – очень боялся их потерять.

- Конечно, а как иначе. – По своему обыкновению, они перекрикивались через несколько дверей. Не то чтобы Алексей любил такую манеру общения, просто ему действительно было лень подниматься с мягкого кожаного дивана.

Тут Алексей переключил свое внимание не телевизор. На широком экране появилась заставка программы “Новости”, солидный и серьезный диктор, стараясь скрыть свое волнение, сразу приступил к главной теме выпуска: ”Сегодня, в восемь часов утра, несколько густонаселенных районов Парижа были сотрясены мощными взрывами. Девять террористов-смертников практически одновременно привели в действие свои пояса. – Его голос содрогался при осознании той трагедии, о которой ему приходилось сообщать с обязательным нейтралитетом и спокойствием. Алексей начал заинтересованно прислушиваться к его словам, – семьдесят два человека погибло, более двухсот получили ранения, серьезный урон нанесен двум памятникам архитектуры. Почерк теракта, несомненно, говорит о причастности к нему исламских террористов, но, как ни странно, по показаниям свидетелей, все камикадзе были европейцами; по одной из версий, они являлись членами преступной организации, известной под названием ”Братья анархии”, именно эта группировка на прошлой неделе организовала обстрел штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.

На Алексея нахлынул шквал мыслей, которые одна за другой выплывали на первый план и вызывали множество разнообразных, но в чем-то похожих ощущений. “Рехнуться можно. Париж – мечта…столица красоты и романтики…осквернен осатаневшими отпрысками кошмара – отбросами общества. Ведомые изобретательными, но злыми и властолюбивыми предводителями, они несут в себе зачатки хаоса и живут своими ежедневными потребностями, дополняя картину стихийных бедствий и насилия. Тысячи людей в Европе стали их жертвами, я или мои близкие тоже могут пострадать в один ужасный день”. – Он, как часто бывало, формулировал свои мысли литературными предложениями, будто намеревался их позже внести в доклад. Далее мысль потеряла какую-либо формулировку. Не говоря ничего вслух, он посмотрел на часы, затем в окно, затем опять на экран и переключил канал.

К двум часам дня облака рассеялись полностью, и снегопад прекратился. Весна, между тем, разгулялась на полную: прохладный ветер сменился теплым, ледяные глыбы подтаяли в согретой солнцем воде и, поочередно сталкиваясь друг с другом, начали раскалываться на множество мелких ледышек. Грязные автомобили с шумом носились по проспекту, разбрасывая грязь и воду вдоль тротуаров. Шумный воскресный день кипел как никогда, толпы горожан копошились в центре города, словно муравьи в муравейнике.

Снег во дворе таял и становился липким, школьники весело бросались им, бегая вокруг руин детской площадки. Марина Андреевна смотрела на них из окна, ожидая, когда отбивные подоспеют, Алексей молча сидел рядом. Вдруг раздался резкий звук дверного звонка, не медля ни секунды, Алексей встал и открыл входную дверь… Тут же раздались пламенные приветствия, и обстановка в квартире оживилась.

Лешенька, здравствуй! – Трудно было описать радость бабушки, когда она увидела своего любимого внука в первый раз за полгода, никто больше не переживал его отсутствие так тяжело, как она, и, пожалуй, никто так крепко его не обнимал. С трудом вырвавшись из ее объятий, он пожал грубую мужицкую руку деда, затем Андрей Аркадьевич, ничего не говоря, прошел в прихожую и вручил дочери большой и яркий, пестреющий множеством цветов теплый плед и коробку конфет и лишь после этого торжественно и твердо, как стих Маяковского, произнес:

- С рождением тебя, дочь.

- Спасибо, - как будто смущаясь, проговорила Марина Андреевна.

После бабушка сказала то же самое, только более распространенным предложением. Марина Андреевна мило улыбнулась и обняла родителей так же ласково, как это делал Алексей. Не успели они раздеться, в дверь снова позвонили.

- Это Сережа, - как всегда, громко, произнесла бабушка.

Тут Сергей сам открыл входную дверь и прошел в прихожую. Это был невысокий, но крепкий, спортивного телосложения брюнет тридцати восьми лет, свежий и румяный после прогулки; в правой руке он держал букет из трех голландских роз, а в левой розовую коробочку с ярким зеленым бантиком, его глаза, как всегда светились; при одном взгляде на этого человека хандра и угрюмость тут же исчезали. И все же, его взгляд слегка утратил свою сияющую веселость, когда он запнулся о порог и, чуть было, не упал. Он резко подставил руку и оперся ею на пол. Алексей с Мариной Андреевной, глядя на это, промолчали из врожденного чувства юмора, Андрей Аркадьевич промолчал из врожденной неразговорчивости, бабушка же выкрикнула из своей неудержимой эмоциональности: