Джелли Дюран - Раб

— Ксантив, можешь ли ты сейчас внести долг с процентами? — обратился к нему писец.

— Нет, — твердо и весело ответил тот.

Керх прикрыл ладонью рот, пряча улыбку. Любому понятно, что Ксантив не имеет денег — откуда они появятся у раба? Церемония суда превращалась в комедию.

Писец, который то ли хорошо владел собой, то ли был начисто лишен чувства юмора, то ли не знал о рабском положении «опасного преступника», тяжело вздохнул и еще более уныло забубнил, близоруко уставившись в свиток:

— Закон гласит: должник, неспособный вернуть долг, должен быть обращен в рабство на срок, потребный для возмещения убытков. Если должник рожден в рабстве, то он обращается в рабы до смерти. Если должник имеет хозяина помимо Богов и царя, то есть, находится в рабстве, то долг взыскивается с его хозяина.

Женкай шагнул вперед и с заметной иронией произнес:

— Я свидетельствую, что должник не имеет иных хозяев, кроме Богов и царя Керха.

Ксантив только сейчас обратил внимание на любопытную деталь: по букве закона личный раб царя имел тот же статус, что и свободный гражданин его страны.

Негромкий голос Лакидоса был слышен в каждом уголке зала, так четко и уверенно он выговаривал слова чуждого ему языка:

— Перед лицом Живущих Вечно Богов и царя Керха я, Лакидос из Энканоса, свидетельствую: Ксантив был рожден свободной матерью от свободного отца.

— Закон гласит, — вновь забубнил писец, — если кто-то пожелает внести за должника часть долга, но не более двух третей, то срок рабства будет сокращен на ту часть, какую составит выкуп по сравнению с долгом.

Лакидос сделал знак одному из воспитанников, тот передал ему увесистый мешочек. Жрец протянул его писцу, тот удалился в угол — пересчитывать монеты.

Ксантив опустил глаза. Он не ждал этой милости, и ему было стыдно даже думать о такой возможности. Хотя Энканос, заменяя своим воспитанникам родителей, оказал бы им помощь в любой день, Ксантив был слишком горд, чтобы просить о выкупе. Тем более — после предательства Арата…

… Они были друзьями с самого начала. Они были ровесниками, они всегда понимали друг друга с полуслова. Прямой и честный Ксантив прекрасно уживался с хитрым и дипломатичным Аратом. Они дополняли друг друга до единого неделимого целого. Они нисколько не были похожи внешне: белокожий и синеглазый Ксантив напоминал выходца из северных стран, черноглазый смуглый Арат, вероятно, родился в южных горах. Они не знали своей родины — в Энканосе все были равны, родину и родителей им заменил Храм.

Шестнадцать лет они были вместе. И в ту весну, когда им сравнялось по двадцать лет, они вместе покинули храмовые стены, придя сотниками в царскую армию. Конечно, первое время им пришлось тяжело — они не привыкли к общению, не знали многого, от чего их охраняли строгие храмовые запреты. Особенно тяжело пришлось Арату, не обладавшему нужной душевной стойкостью — той, которая дается лишь вдумчивым отношением к своей жизни, пониманием ее смысла.

Дни летели, как минуты, все дальше разводя в стороны друзей. Ксантив жил простой жизнью, ничем не отличаясь в своих требованиях от солдат и завоевывая уважение настоящей доблестью, умом и непревзойденным военным мастерством. Царь отметил его заслуги, поставив его над пятью сотнями воинов и доверив ему защиту неспокойных северных границ. Но и Арат не стоял на месте, и он быстро обогнал Ксантива — очаровав дочь вельможи из числа ближайших сподвижников царя. Обручившись с ней, Арат возглавил лучшую тысячу воинов царской армии.

Нельзя сказать, чтобы Ксантив полностью одобрял поступок друга. Он считал, что Арат воспользовался недостойными методами для достижения высокого положения. Но, подумав, он пришел к выводу, что поддался зависти: ведь Арат был прекрасным воином, рано или поздно он все равно достиг бы этого места, и судьба улыбнулась ему, сделав такой подарок чуть раньше времени.

Женитьба сильно переменила Арата. Он не расставался с молодой женой, без колебаний принял жезл начальника дворцовой стражи. Он забыл армию, целиком отдавшись плетению интриг. Услышав от Ксантива мягкий упрек в измене идеалам Энканоса, он признался, что никогда не хотел быть воином. Он с детских лет мечтал о жизни близ царя, мечтал быть блестящим, богатым и влиятельным вельможей — таким, каким его сделала женитьба на девушке из древнего рода. За годы, отданные им служению Богу войны, ему надоели дисциплина и жесткий устав. Ему опротивела солдатская жизнь, походы, вечера у костра и ночи на голой земле. Обидно было слышать это от лучшего друга, но Ксантив ничего не сказал. У каждого своя жизнь, свой путь, и каждый живет так, как считает нужным.