Андрей Рейман - Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ)

Данель поставила на стол небольшой серебряный самоварчик. Это была одна из таких вещей, которыми в семье дорожат пуще всего и передают по наследству от отца к сыну, но пользуются только по большим праздникам или торжественным случаям. Вдова достала две чашки, разукрашенные разноцветными узорами, и налила гостю, а затем и себе горячего ароматного напитка.

- М-м-м, вкусно пахнет, - улыбнулся Йорвин, сдувая невесомые клубы пара. Чай был такой горячий и пар от него был так тяжел, что опускался на поверхность кипятка обратно, тем не менее, не касаясь его, и слетал от малейшего поветрия.

- Вы выглядите иначе, - заметила Данель, тоже подув на горячий чай.

- Правда?

- Да. Вы распустили волосы и одеты по-другому. Вы же вроде как из монахов - табоистов, хотя не похожи на кедонейца.

- Это верно, и я не кедонеец, - ответил Йорвин.

- Я слышала, Табо не одобряет, когда его адепты простоволосы.

- Совершенно верно, но Табо точно не жил в нашем мире. Во всяком случае, с реалиями западных королевств его философия несовместима.

- Очень странно слышать от вас подобные слова, - поправила платье Данель.

- Видите ли, у меня в последние дни возникли сложности в понимании божественного промысла. Согласно нашему учению, адепт должен постоянно пребывать в состоянии равновесия со Вселенной, и его не должны тревожить никакие жизненные обстоятельства. Пока ты живешь в храме, этому следовать не трудно, но в миру действуют совсем иные законы, и со своим монастырским уставом ты тут выглядишь... в лучшем случае реликтом. - Данель понятливо кивнула. - Тем более, что у меня в миру остались враги, которые не намерены мириться с моим существованием, и пытаться с ними договориться - бесполезно. А увязать веру со своими личными проблемами я никак не могу. Будущее мое туманно, а сама вера подкошена. Не понимаю, как другие странствующие монахи выносят Путь до последних дней жизни. Может, дело в том, что их этому обучали с малых лет. Я-то был уже в достаточно зрелом возрасте, когда меня забрали в монастырь, мне было двадцать лет. Может, дело в этом, может, в чем-то другом. Не знаю.

- Сколько, говорите, вам лет? - прищурилась хозяйка.

- Пятьдесят пять, - ответил Йорвин и отхлебнул глоток чая.

- Серьезно? - воскликнула Данель и хлопнула в ладоши. - Чудно выглядите! В чем ваш секрет?

- Монастырская диета, горный воздух, ну и гены родительские, конечно. - вымолвил Йорвин привычную легенду. - Мама у меня тоже моложавая.

- У Селиверста тоже случился кризис веры, когда погиб наш старший сын.

- У вас был и сын? Я не знал.

- Да. Мы про это редко говорим, но Ивар был нашим первенцем и отец в нем души не чаял. Он пытался обучить его своему ремеслу, но он ушел в шорники. Зарабатывать ему там получалось больше, чем отцу, поэтому Селиверст не возражал. Через несколько лет он связался с дурной компанией, которая то и дело устраивала какие-нибудь безумные затеи, граничащие с законом. Однажды они снарядили поход к Северной Гряде, дескать, высоко в горах есть пещера, где протекает магический источник, испив из которого, человек увеличивает срок своей жизни вдвое, а то и втрое. Здравомыслящий человек, конечно, поймет, что это байки нетрезвых путешественников и ничего более, а мой сын с этой шайкой поверили. Так поверили, что удержать их было невозможно. До горных отрогов дошли без происшествий, а как забрались на высоту, у Ивара случилось горное безумие. Поначалу он страшно хандрил, дрожал и еле мог идти, затем вдруг выздоровел, начал танцевать и громко петь песни. Потом его настроение резко изменилось, и он стал рыдать и проклинать всех и вся на чем свет стоит. Ночью его застали с кошельком одного из его компаньонов. Ивар доставал из кошелька монеты и глотал их. Просто брал и глотал. А когда у него отняли кошелек, он завопил и сбросился со скалы в пропасть.

- Ужасно, - произнес Йорвин. - Я, конечно, слышал о горной болезни, но таких случаев...

- С тех пор Селиверст потерял веру. Для него этот удар был нестерпим.

- А вы?

- Нет, я не потеряла. Всевышний посылает нам испытания, чтобы мы не забывали о Его существовании и что Он благ и милостив, несмотря ни на что. Все люди умирают, но никто не умирает напрасно. Глупо сетовать на божью несправедливость, не видя всей картины божественного замысла. Не надо забывать, что Всевышний послал нас на эту землю не ради удовольствий, а чтобы мы заработали для своей души лучшей участи, чем та, что постигнет тело. Рано или поздно.

Йорвин допил чай, но долго не мог вымолвить ни слова, глубоко уйдя в раздумья.