Андрей Рейман - Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом (СИ)

- Как же ты можешь хаить людей, если твой лучший друг из их племени? - хмыкнул Кейн.

- О, слава Праматери, это не так, - воскликнул Юрки. - Йорвин - не человек.

- Как это - не человек? - вытаращил глаза гробовщик. - Кто же он, коли не людского племени?

- Он - дракон, - глядя Кейну в глаза ответил Юрки.- И его истинное имя - Назулдан.

- Ха, дракон! - рассмеялся Кейн. - Ты еще скажи Фея Крестная.

- Ты не веришь мне, человек? - оскалился Юрки.

- А ты сам себе веришь? Дракон это... Тьфу, бабкины бредни. Это что же, он сам вам это сказал?

- Я видел, - ответил Юрки. - Йорв делал такие вещи, которые смертному не под силу. Он владеет Истинной Силой. А она владеет им. Я не знаю, как объяснить человеку.

- Я полутролль, - цинично усмехнулся Кейн. - А про драконов сказоньки рассказывать брось, пока я не осерчал, смекаешь?

- Ты зря пытаешься меня напугать. Что ты можешь, сидя в клетке? Ты сейчас ничем не лучше меня. Я лишь надеюсь, что Йорв убережет мою сестру от нашей участи. Пока черные двуноги не знают, где они скрываются, моя душа спокойна.

- Вообще-то знают, - почесал бороду Кейн. - Я сказал им.

- Что? - мигом ощерился Юрки. - Да как ты посмел, лысошкурый предатель! Я оторву твою лживую голову! Моя сестра верила тебе, убогий горбун, а ты нас сдал! Ох, не будь этих решеток, я порвал бы твои потроха! - Юрки рычал и брызгал слюной на этот раз по-настоящему. В бешеном оскале Юрки Кейн заметил отсутствие клыка на нижней челюсти, что делало Юрки еще более устрашающим. Кейн удивился, что обычно флегматичный полулис способен на такую необузданную звериную ярость. Юрки рычал и скалил челюсти как заправский волк и дергал прутья решеток с такой силой, что Кейн почувствовал холодный укол в животе. А Юрки и не думал униматься. Он рычал и громыхал дверями клетки с такой силой, что в темницу зашел надсмотрщик с полным ведром воды и без предупреждения окатил Юрки с головы до пят. Юрки не удержался на больных лапах и, поскользнувшись на осклизлом мокром полу, рухнул навзничь.

- Еще раз услышу здесь галдеж, кто-то отдохнет в карцере. Поняли, выродки? - гаркнул страж и вышел, из соображений приличия хлопнув железной дверью. Юрки кое-как уселся на корточки, уперся руками в пол и энергично затряс гривой, стряхивая воду. Ведро холодной воды действительно немало остудило его пыл. Гневно сопя и содрогаясь то ли от холода, то ли еще от ярости, Юрки отполз в угол камеры и, обхватив колено руками, сердито буравил Кейна взглядом единственного открывающегося глаза. Кейну не хотелось ему ничего больше говорить. Он сам до конца не был уверен, что поступил правильно.

Наступило утро. Небосвод встретил солнце молочной облачной пеленой, и на поверхности земли заметно потеплело против прошедшей морозной ночи. По всему городу и за его пределы разошелся слух, будто Его Превосходительство, Граф Силод Рыжий безвременно скончался. Известно также стало широким массам, что убит он был безродным мужиком, непонятно как проникшим в охраняемый замок. Гвантанский градоправитель, временно исполнявший обязанности графа, объявил во всем графстве Златолесья всеобщий траур. Он обязал всех жителей в знак траура повесить над дверями своих домов черные флажки, но жители не разделили этого страстного порыва, и вместо черных флажков двери домов украсили вымоченные в смоле тряпки, подвешенные на гвоздь, либо просто перемазанная сажей ветошь, что смотрелось больше жалко, чем траурно. Но народ нельзя было за это винить. Мало кто из них мог назвать хотя бы пару причин вспомнить усопшего графа добрым словом. Граф Силод, правивший Златолесьем последние тридцать два года, запомнился как нещадный поборник налогов, которые больше копились в его сокровищнице, чем уходили на какие-либо общественные нужды. А также непримиримым ненавистником нелюдей, под страхом смерти выставившим из графства всех представителей иных рас вместе с теми, кто им пособничал или укрывал. Уж на этом он средств не экономил. Так или иначе, эта чистка не самым приятным образом коснулась абсолютно всех жителей графства. Но как бы ни старался Силод очистить златолесские земли от нелюдей, самые ушлые и пронырливые все равно нашли способ остаться.

Эннамаэль шла по сонной улице, закутавшись в меховую накидку Зуали, с небольшим узелком в руках. Шла, надев капюшон, который был ей так велик, что ее голова полностью утонула в нем, и кроме торчавших из-под него черных и белых прядей ничего видно не было. Ни розовой кожи, ни острых ушей, ни того, что ее опухшее от слез прекрасное личико было перемазано слезами и соплями. После того, что она учинила в трактире «Дубок - Шептунок», его хозяин, пивовар Желудь, выставил эльфийку на улицу, на сей раз окончательно. Вдобавок, отобрал у нее все оставшиеся у нее деньги в качестве компенсации ущерба. Она могла бы заставить Желудя обо всем забыть, помутив ему рассудок, но ей претила сама мысль об этом, ведь Желудь был прав. Он как радушный хозяин простил ей все неадекватные выходки и позволил спокойно жить дальше ровно для того, чтобы она опять испортила ему кровь. Оставшись без крова, Эннамаэль провела ночь в кабаке «У Мунгуса», размышляя о том, как жить дальше. «У Мунгуса» не было постоялых комнат, а у Эннамаэли не было денег. Даже на еду не было ни цзанги. Эльфийке повезло уговорить хозяина разрешить ей провести ночь на полу около камина. Там она и проспала, завернувшись в ту же меховую накидку. Утром проснулась с голодным комком в животе и на глазах вновь выступили слезы. Гордыня эльфа еще сопротивлялась, но интуиция вкупе со здравым смыслом настойчиво твердили, что Назулдан - единственный, кто может согласиться ей помочь. Долго гордыня не продержалась.