- Ну да. У Дмитрия Васильевича на юбилее.
- Это у Медведя, что ли?
- Да, зовут его и так. Но ты изменился, молодой человек. Это… что же с тобой приключилось?
- Ай, это… давно. До Медведя. Там я просто… в общем, загримировали меня тогда.
- Ну, у меня глаз намётанный. Ладно. Неважно. Здесь-то что делаешь? Медведь наблюдателей на всякие вечеринки посылает, думает - выплывешь со своими талантами. А ты в Ромэн решил податься? В образ вживаешься? Ладно, пошутили и хватит. Ну, что здесь делал?
- Знаете…
- Можешь звать меня Юрий Степанович. А ты…
- Просто Максим. Так вот. Там в городе вдруг ослепли несколько цыган. Точнее, не вдруг, а постепенно.
- Да, слыхали о такой беде бароновых детей.
- Не только бароновых… Потом оказалось, что все они бывали здесь. Хоть и огорожено… В общем, здесь оказалась какая- то зараза. Причём уже озверевшая. Если бы с дождём её смыло в речку, а потом - в водопровод… Поэтому я и предупредил. А сам… здесь.
- Поздно предупредил. Если бы пораньше, то спеца бы прислали, а я больше по другим вопросам…
- Как это поздно? Хорош спацназ! Трое суток раскачивались, и всё мало?
- Каких трое суток? Сегодня барон, перед самым отъездом сообщил, что им открылось, ну, знаешь, их гадалкам "открывается", что отсюда хлынет зло. Из этой рощи. А сами, оказывается, уже всё распродали и смотались. " Табор уходит в небо".
- Но постойте! Я же… Я же… Это они, что, чтобы панику…или чтобы цены не упали? А если бы…
Такая подлость потрясла юношу. Как же так? Ведь он их исцелил, а они… Да ладно, он. А если бы и не исцелил, а только предупредил? Значит, чужие дети, чужие невесты - пускай? То-то не понравился ему этот барон.
- Знаешь, Максим, не нам судить. Если бы действительно была опасность. А так её нет. Ну что им скажешь? Кстати, ты кричал, что "уже" ничего нет. Почему? Неужели - напрягся полковник - уже смыло?
- Её просто уже нет, Юрий Степанович. Заразы. Уже. Нет.Ттак можете и доложить.
- Ну, хорош бы я был, если бы со слов малознакомых певцов об отсутствии опасности докладывал, - тем не менее облегчённо вздохнул полковник. - Вдоль реки посты контроля стоят - и биологического, и химического и так далее. Подтвердится, доложу. Ты мне лучше скажи всё-таки, что ты тут делал-то. Трое суток, говоришь?
- Если я скажу, что уничтожал этих эээ бактерий, поверите?
- Ну, всё может быть. Каждую пальцем придавил, к примеру… Ладно. Отдыхай. Вижу - всё ещё слабак.
" Слабак" - улыбнулся, засыпая, Максим. Он вспомнил, как парил, бывало отца. И в изнеможении скатывался вниз. " Слабак!", - подзуживал его отец, и становясь во весь рост продолжал хлестать себя веником. Отец…
После доклада полковник, не терпящим возражений тоном заявил, что приглашает Максима к себе в гости.
- Молчать и исполнять! Не то расскажу Медведю, на кого ты его променял!
- Да придумали же! Меня менты повязали! Чуть вырвался!
- Проверяли и по милиции. Не сошлось. Так что - без возражений.
И вскоре Максим оказался… дома! Ну, не совсем, но в такой-же досовской квартире, и казалось, таком-же городке.
- Это тот самый загадочный маэстро - представил полковник Макса отведшей смущенно глаза жене. - Он там, правда, принаряженный был.
- Приятно познакомиться. Людмила, - протянула руку женщина. - Сегодня у нас манты. Вместе с соседями лепим.
- Ну, это позже, а сейчас - в ванную! Если бы ты знала, лапушка, где я его нашёл, и что он там натворил!
А после ванной, накинув на Максима халат, полковник завёл юношу в спальню (а вот здесь - непохоже, конечно, - для мужа и жены всё таки), и открыл шкаф.
- За проявленные мужество и героизм, а главное, скромность, вручаю тебе вот эту форму спецназа. Одевай!
Хозяин был ещё тот лось и форма пришлась в пору, разве что широка в талии. И, к сожалению, без погон. А так, ничего - смотрелся в зеркало Максим. И даже ожог как-то объясняет.
- Ну вот. Другое дело. А то додумался - в цыгана вырядился!
- Чем богаты, тем и рады.
- Богаты. Не прибедняйся. Вон, твой баульчик лежит. Ничего так мелочишка выглядывает.
- Это… это… надо бы перевести…
- Ладно. Пойдём к гостям. Собрались уже.
Как знакомо было юноше это офицерское братство! Правда, полковники уже чурались младшего поколения майоров, а те - новой поросли старлеев. Людская подлость и мелочность, хоть с большим трудом, но пробиралась и сюда.
- Прибудет такой умник, - ворчал, бывало, отец - посадочную формулу на пол-доски распишет, а как на практике к шарику земному приложится - "самолёт ремонту не подлежит".
Читать дальше