Александр Сухов - Танец с богами и драконами

В ужасе начинаю кричать дурным голосом и… наконец-то выпадаю из забытья. Открываю глаза и, к несказанному удивлению, обнаруживаю свое тело покоящимся на мягкой зеленой травке в тени высоченного раскидистого дуба на берегу небольшого пруда с водой прозрачной, как стекло. Рядом – мои товарищи. Брюс с блаженной миной на бородатой физиономии вкушает какой-то пенистый напиток (уверен, что не квас) из удивительной емкости, по форме напоминающей кружку, а по объему полуведерный бочонок. Остальные члены нашей дружной банды чуть поодаль расселись вокруг какого-то мелкого субъекта с роскошной рыжей гривой на нечесаной голове. Поскольку этот типчик сидел ко мне спиной, я не имел возможности рассмотреть его лицо, но что-то мне подсказывало, что это всего лишь несовершеннолетний пацан. Мальчишка эмоционально размахивал руками, рассказывая звонким высоким голосом что-то забавное моим улыбающимся друзьям. Внезапно безо всякого перехода он повернул свое конопатое лицо в мою сторону и нагло зыркнул изумрудными зенками. От этого взгляда я сразу же обомлел – вылитая Пат, только в мальчишеском обличье.

«Может быть, брат, или какой другой родственник?» – мелькнула в голове бредовая мысль.

– А вот и наш герой пришел в себя! – громко оповестил всех присутствующих парнишка.

Что тут началось. Все мгновенно повскакали со своих мест и бросились ко мне с явным намерением задушить в своих объятиях. Даже Брюс, отставив в сторонку бочонок, подоспел в числе первых. Но все-таки сноровистее всех оказалась наша журналистка. До сих пор не понимаю, как ей удалось обскакать прыткого Злыдня. Со слезами на глазах (когда только успела расплакаться – лишь минуту назад от всей души хихикала вместе со всеми над остротами рыжего парнишки) она первой подбежала ко мне. Хорошо, что я успел вскочить на ноги и принять рыдающее существо на свою грудь, находясь в вертикальном положении. Представьте, какая куча мала могла бы получиться, если бы на меня, лежачего, навалилось сразу пять увесистых тел. А так меня всего-навсего немного потискали со всех сторон и высоко подкинули пару раз вместе с девицей, вцепившейся в меня мертвой хваткой. Когда мужская часть нашего коллектива наконец оставила Коршуна в покое, наступил черед неугомонной журналистки брать меня в оборот. Она сурово посмотрела на меня своими бездонными глазищами и выдала самую парадоксальную фразу из тех, что когда-либо доводилось слышать моим ушам: «Коршун, если бы ты погиб, я бы тебя убила…»

Кажется, она хотела добавить к своей угрозе еще парочку-другую весомых эпитетов в мой адрес за то, что не взял ее с собой. Но я не предоставил ей такой возможности и без зазрения совести тут же воспользовался единственным доступным всякому мужчине способом заткнуть рот любимой женщине…

Минут через пять я и Пат все-таки нашли в себе силы отстраниться друг от друга и, обозрев спины товарищей, деликатно отвернувшихся от нашей парочки, переглянулись и дружно рассмеялись. Больше всего меня развеселил тот факт, что даже неугомонный и непоседливый Злыдень скромно стоял, поворотив свою внушительную корму в нашу сторону, и смущенно помахивал хвостиком.

Наклонившись к нежному ушку любимой, я указал рукой на рыжего мальчишку и шепотом поинтересовался:

– Пат, объясни, наконец, где это мы сейчас находимся и кто этот забавный пацан?

По поводу своих подозрений насчет явно прослеживающихся родственных признаков моей подруги и конопатого парня я деликатно умолчал – вдруг ее папенька из каких-то своих соображений не желает, чтобы любимой дочурке было известно о существовании левого братца.

Однако не успела Патриция раскрыть свой ротик, чтобы ввести меня в курс дела, как мальчишка, не вставая на ноги, оперся руками о землю, ловко совершил разворот вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к нам. Кажется, вьюнош обладает феноменальным врожденным слухом, ничуть не уступающим моему музыкальному, поскольку причиной его резкого фортеля несомненно явился мой еле уловимый ухом шепоток.

– Привет, Коршун! – задорно сверкнув зеленью бесстыжих глазенок, громко воскликнул конопатый.

Столь фамильярное обращение какого-то недозрелого сопляка неприятно покоробило мою тонкую натуру. Как индивидуум, воспитанный в строжайших рамках иерархической системы детского приюта, я не привык, чтобы младший контингент учащихся так обращался к старшим товарищам. Плевать на то, что сам я ни в грош не ставил всех, кто старше меня и выше ростом, и при малейшей попытке наезда посылал любого туда, куда невозможно попасть при всем нашем желании, а если не помогало, подкреплял словесные аргументы кое-чем более существенным. Терпеть рядом второго такого же независимого типа мне почему-то не очень хотелось, поэтому я открыл было рот, чтобы отчитать зарвавшегося салагу, но после того как услыхал его следующую фразу, очень смутился и тут же скромно прикусил язык.