Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2 - Тропы незримых

Все четверо купцов дружно поклонились князю, прижимая руки к груди. Их товарные запасы уменьшились после расплаты с обиженными Гореничами, но и теперь у них оставалось достаточное количество пестрых стеклянных бус и дешевого шелка, который можно продавать сельским женщинам по кусочкам, меняя одну шелковую полосочку на соболью шкурку, а одну округлую бусину с белым узором на темном тельце – на пару куньих. Даже если эта поездка и окажется в конечном итоге не самой выгодной, она ведь может быть не последней. И если продать вырученное в Булгарии, не возвращаясь в Итиль, пополнить там запасы товара и приехать снова, то через несколько лет, пользуясь покровительством здешних владык, можно поправить дела.

Жатва продолжалась, даже женщины княжеской семьи целыми днями пропадали в поле, а сыновья – на лугах. В полдень целыми вереницами в поля тянулись дети – несли в лукошках вареные яйца, краюшки свежего хлеба, кринки с квасом, и жницы пировали прямо у снопов, в теньке на опушках рощ. К ним из леса выходили дети с лукошками ягод, с черными от черничного сока ртами, и шалили, дразнили друг друга высунутыми синими языками. И жницы, и мужчины на сенокосе охотно ели чернику, помогающую одолевать жару и восстанавливать силы.

Князь Вершина объезжал владения, присматривая за работами, нередко и сам брался за косу. Ратиславль стоял почти пустым, только бабки суетились возле печей, готовили работникам еду да стирали у реки пропотевшие рубахи.

Для настоящей торговли хазарам предстояло подождать самое меньшее до конца жатвы, когда каждый род будет знать, чем располагает в ожидании зимы и можно ли хоть что-то потратить на баловство. А еще лучше – до весны, когда охотники принесут добытые за зиму меха. Поэтому Арсаман со своими спутниками устроился в Ратиславле основательно. Под жилье им пока отдали беседу, которая все равно до начала посиделок, до Макошиной недели, была не нужна. Сами Ратиславичи, пользуясь хорошей погодой, летом собирались прямо во дворе между связками землянок. Еще весной в землю вбили колья, положили на них столешницы, вынесли длинные лавки – и Ратиславичи собирались за трапезой прямо на воздухе, пользуясь светом долгих дней. Тут же под навесом дымила печь, где пара молодух под руководством Любовидовны готовила еду, и в жилых землянках огня не разводили вовсе. Иные и спали прямо во дворе, на свежем сене.

Собираясь потолковать о своих делах, Ратиславичи с любопытством посматривали на хазар, но общаться с ними никто не стремился, даже если толмач Налим оказывался поблизости. В замкнутом мире ближайшей округи, которую многие почитали всем белым светом, далекие гости казались чем-то вроде выходцев с Того Света, а с Тем Светом лучше не общаться – мало ли что?

Единственной, кто их присутствию явно радовался, была Замила. Ей, наоборот, приезд хоть и не соплеменников, но людей, бывавших на ее родине, в Хорезме, через который арабские и хазарские купцы получали шелка из Китая, принес настоящую отраду. Хвалиска в основном и оказывала хазарам честь своим обществом, пока вся прочая княжья семья была в поле. Сама Замила, конечно, жать не ходила – слава Аллаху, она давно уже не рабыня, обязанная надрываться! У ее мужа достаточно челяди и домочадцев, которые все сделают без нее. Она бы и дочь свою не пускала, но боялась, что Замира прослывет неумехой и лентяйкой, – бедняжке и так нелегко будет подобрать достойного мужа, пусть уж идет со всеми.

Родным языком Замилы был хвалисский, а хазар – хазарский, то есть один из языков огромного племени тюркут. К счастью, и княгиня, родившаяся в мусульманской семье, и Арсаман, знатный человек, обучавшийся у мудрецов, оба понимали по-арабски и могли объясняться на этом языке. Найдя в Арсамане учтивого, занимательного и почтительного собеседника, Замила часто принимала его у себя. С ним приходил и Чаргай – этот откровенно скучал, сидя на одном месте, потому что даже поговорить ему здесь было не с кем. Ратиславичи избегали общаться с чужаками, да и сам Чаргай считал ниже своего достоинства разговаривать с неверными.

– Ты мог бы быть и повежливее со старшим сыном князя, – выговаривал иногда Арсаман своему племяннику. – Ведь он вернул тебе твою саблю, а я заплатил за нее еще двадцать дирхемов. Наше счастье, что эти люди не знают настоящей цены таких вещей!

– Зачем ему моя сабля – разве он умеет ее хотя бы держать? – презрительно отвечал Чаргай. – Зачем оборотню вообще оружие! Он настоящий волк, я своими глазами видел этого шайтана, когда он набросился на меня! И этот человек – хотя какой из него человек! – станет новым беком склавинов! Не долго же ты, дядя, сможешь вести здесь торговые дела!