Дмитрий Емец - Третий всадник мрака

– Как вы здесь очутились? В закрытой квартире? Отвечайте! – спросила она.

До сознания Зозо медленно, но упорно доходила истина. Она стучалась ей в черепную коробку, как запоздалый гость с чахлыми гвоздиками стучит в дверь. Истина состояла в том, что она столкнулась с чем-то необъяснимым, потусторонним, чем-то таким, что никак нельзя осмыслить. В глазах ее появился страх.

– Кто вы? Отвечайте же! Не молчите! – повторила Зозо.

Незнакомец, внимательно наблюдавший за Зозо, заметил перемену в ее настроении и поморщился.

– Ну скажу я, и что это поменяет? Это для вас так важно?

– Представьте себе! Вы так и будете молчать?

– Ну хорошо… Я хранитель Дафны, Эссиорх.

– Хранитель? Это как телохранитель?

– Ну зачем же так опошлять, Зозо?.. Сработала интуиция: я вспомнил о Даф… в общем, долгая история. Скажите спасибо, что я оказался здесь в нужный момент. Я сожалею, Зозо, но вам лучше все забыть.

– Что забыть? Зачем вы подходите ко мне? Я закричу! – взвизгнула Зозо.

– Для вашего же блага… – строго сказал Эссиорх.

Он легко, но вместе с тем властно взял мать Мефодия за плечи, притянул к себе и подул ей на лоб. Затем мягко отпустил руки, сделал шаг назад и исчез.

Зозо пошевелилась и моргнула. Она стояла посреди комнаты и в легком недоумении пыталась вспомнить, что только что собиралась сделать. В мыслях у нее была легкая неразбериха. Все находилось как будто на месте, но чего-то важного, решающе важного не хватало. Вот только чего? Пустота свербила, тревожила. Ищущий взгляд Зозо упал на цветастые корешки фотоальбомов.

– Ага! Фотографии! Обожаю смотреть, какая у Мефочки была челочка! – оживилась Зозо, протягивая руку к полкам.

Ночь Ирка провела на крыше 1-го гуманитарного корпуса Московского университета. Острая крыша главного здания, того, что рисуют на проспектах, подходила для ночевки несколько меньше, хотя две его угловые башни и выглядели вполне аппетитно. Выход на крышу, разумеется, был закрыт, но для валькирии, со второй сущностью лебедя, нет мелких преград. За день крыша нагрелась, и всю ночь отдавала тепло.

Возвращаться домой Ирке не хотелось. Смотреть, как Бабаня разговаривает с пустым креслом, зрелище тяжелое. Самой же садиться в кресло – бррр… Ирку начинало передергивать при одной мысли об этом.

Ирка так долго смотрела на звезды, что ей стало казаться, что она сама на звездах и оттуда смотрит на землю. Мысли куда-то уплывали, дробились, и, сама того не заметив, она ввинтилась в сон, как штопор в тугое яблоко. Ночью, кажется, шел дождь, но капли его услужливо испарялись в воздухе, не касаясь юной валькирии. Ирке же снился Мефодий. Почему-то он нехорошо усмехался, и с ним рядом вертелись две девицы, которые очень, ну просто чудовищно не нравились Ирке. Одну – с длинными пушистыми хвостами, она видела вместе с Мефодием у дома Мошкина. Другую же – темноволосую, решительную – Ирка пока не знала и не представляла, существовала ли девица на самом деле или пришла из сна.

«Так нельзя! – сказал ей укоризненный голос. – Ты светлая. Ты должна любить всех».

«Я и буду любить всех. Но только не этих двух», – отвечала Ирка.

«Это нехорошо!» – осудил голос.

«Ну уж извините! Ничем не могу помочь!» – сказала Ирка.

Утром она впервые научилась материализовать доспехи. Произошло все случайно – ей померещился шум, и она рывком села на крыше. Было уже светло. Солнце стояло не то, чтобы слишком высоко, но уже и не низко.

На крышу поднялся немолодой рабочий в синем халате. Он имел вид человека, батарейки радости которого безнадежно сели. В результате он жил, двигался и работал на одной лишь многолетней привычке и чувстве закаленного пофигизма. Рабочий потрогал антенну, грустно перекурил и, наконец, удалился, захватив с собой моток кабеля. Ирка наблюдала за ним, прячась за вентиляционным выступом. Когда ремонтник ушел, Ирка встала и внезапно была ослеплена блеском нагрудника. Она так и не поняла, когда он возник. Должно быть, в момент, когда ей померещилась угроза. В руке же Ирка обнаружила метательное копье.

Подчиняясь неведомому зову, она подошла к краю крыши. Новым, прежде неведомым, но отчего-то известным ей движением, занесла назад почти прямую руку и метнула дротик, целя в далекий, едва видный с крыши дорожный знак. Копье золотой молнией ушло в небо, пронеслось над оградой, описало дугу и… Ирка готова была поклясться, что увидела, как знак качнулся, став жертвенной мишенью. А потом безо всякого перехода копье вновь оказалось у Ирки в руке. Ей не пришлось даже задумываться, как вернуть его. Она ощутила лишь, как пальцы сжали отполированное древко. Копье нетерпеливо подрагивало. Как пес, только что прибежавший с палкой и теперь вновь распираемый желанием мчаться.