Вера Камша - Данник Небельринга

Дьявольщина, а с чего это брату приспичило заводить этот разговор? Ему б за беременную жену бояться и лекарей трясти, а он пристал со своей просьбой, словно на войну собирался.

Рыжий Дьявол хмыкнул, как всегда, когда чего-то не понимал. О невестке и племяннике он не забывал, хотя походы, войны, государственные дела съедали все силы и время. Если повезет, лет через двадцать Мики его расседлает, но если племянник удастся в мать, любящему дядюшке придется волочь на себе Миттельрайх и дальше. До предсказанных семидесяти семи, когда можно будет с чистой совестью отправляться ко всем чертям! Императору тогда будет пятьдесят – прелестный возраст. Седина в бороду, а бес в ребро.

Руди глянул на небо. Не просто так, а прикидывая, который час. Созвездия ответили, что не больше двух. Если поторопить Нагеля, к рассвету он будет в Хеллетале. Правда, без гостинца, Мики будет разочарован… Хотя почему без гостинца? Михаэлю пора садиться в седло, но коня воин выбирает сам. Нужно отвезти Милику с Мики в Витте за лошадкой, а заодно выгнать оставшихся после матери старых ведьм. И как только Милика их терпит?! Решено, он едет к невестке, тем более в ближайшие два месяца будет не до нее.

Они стояли среди каких-то колючих кустов и ждали Риттера. Цигенгоф держал на руках императора, а императрица-мать пыталась оттереть загустевшую кровь. Она все-таки заставила Клауса перевернуть безрукого и сама закрыла ему глаза. Зачем?

– Клаус, – Милика сунула окровавленный платок за отворот рукава, – Клаус, милый, почему мне не страшно? Я должна умирать от ужаса, а я не боюсь. Я сошла с ума?

– Ты боишься, – утешил Цигенгоф, – только не чувствуешь. Страх – это как рана. Я видел, как солдаты дрались с пулей в брюхе, словно здоровые, а потом падали – и все… Мы сейчас тоже деремся, нам не до страха. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Ты обещал мне все рассказать…

– Позже, – Клаус натужно улыбнулся, – утром. А пока я могу сказать только одно… Я тебя люблю. Давно люблю.

– Клаус!

– Я знаю, что ты скажешь, так что можешь не говорить. Я молчал семь лет, молчал бы и дальше, но оторванные руки располагают к… к откровенности, но это пройдет, утром… – В кустах что-то хрустнуло. Клаус резко обернулся, схватился за шпагу и тут же отпустил. – Это Риттер. Ну, что там?

– Трупы, – начал лесничий и прервал самого себя: – Тише!

Они замерли, слушая ветер. Ничего… Нет, снова этот плач. Далеко, на самом пределе слуха, сразу и не разберешь. Риттер резко обернулся, губы плотно сжаты, брови сведены.

– Что? – Клаус прижал к себе Микки. – Что скажешь?

– Они вышли из Вольфзее, – голос Риттера был твердым, – и ищут. Будут ходить кругами, пока не возьмут след. Они идут от крыльца, а вы вышли через лесной ход. У вас есть время, но в обрез.

«У вас?» Значит, Риттер их бросит. А почему бы и нет, он и так ради них рискнул головой.

– Вас? – Клаус не хотел смириться с очевидным. – Что значит «вас»?

– Дальше пойдете одни, – отрезал лесничий и поднял руку. – Видите, пять звезд, три вместе и две левее?

– Звездный Сокол? – переспросил Клаус.

– Да, Сокол. Идите на тройную звезду, через час увидите холм с церковью, она всегда открыта. Зажгите свечи и ничего не бойтесь. В церковь им не войти, а с рассветом они уйдут.

– Но…

– И запомните, – перебил Риттер, – кого бы вы ни увидели, не зовите его по имени. Если хотите спастись – молчите. Ваше слово – это смерть.

– Хорошо, – пробормотал Цигенгоф, – я не стану говорить.

– Тогда идите, и да поможет вам святой Михаил.

– А вы? – Милика задала вопрос, уже зная ответ.

– Ваше величество, – Риттер церемонно наклонил голову, – я – офицер Миттельрайха. Под Гольдфельтом я принял из рук принца Рудольфа Огненный Крест. Мои жена и теща об этом забыли, а я – нет.

Риттер повернулся к Цигенгофу:

– Мне нужны ваш плащ и сапоги.

Клаус кивнул и запрыгал на одной ноге, стаскивая сапог. Он тоже все понял. Чтоб дойти до церкви, нужно время, и капитан Риттер его им даст, остальное зависит от них.

Что можно сказать человеку, который идет умирать, чтобы ты жил? Милика пыталась найти слова, но их не было, а лесничий уже натянул чужие сапоги.

– Ваше величество, прошу простить мою дерзость, но вы должны меня обнять. Это…

– Я понимаю, – вдовствующая императрица, давясь слезами, прижалась к куртке лесничего, – запах… Я не забуду. И Руди… И Мики, когда вырастет. Храни тебя Бог.

– Храни вас Бог, – улыбнулся кавалер Огненного Креста, отстраняя Милику. Та послушно сделала шаг назад и опустила голову.