Юлия Остапенко: Птицелов

— Недавно — понятие столь относительное, моя королева, — извернулся он. — Порой то, что равнодушному кажется недавним, для страждущего сердца оборачивается веками…

— Не особо-то вы страждете, как я погляжу, — оборвала его королева. — Хотя теперь я понимаю, какими речами вы смущаете умы благородных месстрес.

«А может, и пронесёт», — подумал Марвин, осмелившись поднять взгляд. Королева по-прежнему улыбалась, но в её улыбке теперь было на порядок меньше яда и на порядок больше — удовольствия. Марвин снова представил, каким стало бы её лицо, если бы…

— Но я снова вам подскажу. Эта месстрес встретилась вам здесь, в Балендоре, и вы дали ей некое обещание, которого не сдержали.

«Да сколько ж их тут было таких!» — мысленно взвыл Марвин. Ну в самом деле — разумеется, он что-то да обещал каждой девчонке, которой задирал юбку, это обычное дело. И уж королева Ольвен это наверняка понимает как никто.

— Не припомните? Коротка же у вас память, мессер!

— Длиною не памяти измеряется сила рыцаря, но меча его, — кротко ответил Марвин.

Тут уж король не выдержал и расхохотался в голос. Вернее, хохотом это высокое побулькивание назвать было трудно, но не приходилось сомневаться, что государю весело. Годвин тоже улыбался. Марвин счёл это хорошим знаком.

— У неё самые дивные белокурые локоны, какие мне доводилось видеть, мессер, — лукаво сказала королева.

«Ого как, — подумал Марвин. — А уж не сама ли ты по этой части?.. Но нет, невозможно. Слишком утонченна и женственна».

— Вы не похожи на других женщин, моя королева, — вырвалось у него.

Король перестал смеяться, Годвин — улыбаться, зал притих, а королева удивилась.

— Почему?

— Обычно женщины не любят тех, в ком отмечают красоту. И только вы одна можете сочувствовать им и защищать их честь. Впрочем, это можно понять: с вашей красотой нет нужды опасаться соперниц.

— Казнить, — с упоением сказал король. — Немедленно. Прилюдно.

Но Марвин видел, что он шутит, и всё сейчас зависит от королевы. Не то чтобы он боялся смерти — но не хотелось умирать так глупо, а ещё больше — вызвать немилость королевы Ольвен. Хотелось, можно сказать, совсем обратного…

Внезапно счастливая догадка пронзила Марвина. Он удержал победную улыбку и, не поворачивая головы, твёрдо сказал:

— Впрочем, не могу отрицать, что в вашем лице месстрес Бьянка из Кудиона обрела поистине могучего защитника.

«Угадал или нет?» — напряжённо подумал Марвин и по засиявшей улыбке королевы понял, что угадал. Точно, Бьянка. Маленькая белокурая Бьянка… которая хохотала, когда он увещевал, что в её неприлично юном возрасте нельзя клеиться к каждому встречному мужчине и что отец убьёт её, если узнает. На это она отвечала: «Нет, милый, это тебя он убьёт!» — и снова хохотала, так очаровательно, что Марвин не устоял, хотя девчонке едва стукнуло шестнадцать. Отец, видимо, всё-таки узнал. Марвин помнил его смутно — вроде сморчок какой-то, так что не удивительно, что кинулся к королю просить заступничества, ну а Бьянка, видимо, подыграла… а что ей оставалось? В монастырь-то, поди, неохота. Марвин ни в чём её не винил. Главное — чтоб теперь жениться не пришлось. Ну и чтобы не казнили.

— А не так-то уж и коротка ваша память, мессер, — сказала королева.

— Стараюсь, как могу, — признался Марвин.

— Выйди сюда, дитя моё! Вот твой обидчик. Правда ли, что вы обещали сей прекрасной и благородной месстрес жениться на ней и под этим предлогом обесчестили?

«Да это же ты её сама сейчас на весь свет бесчестишь, стерва», — подумал Марвин, а вслух сказал:

— Неправда!

По толпе придворных прошёл ропот, король засопел, королева нахмурилась, а прелестная маленькая Бьянка, вынырнувшая из толпы, залилась краской и умоляюще посмотрела на отца. Тот топтался рядом — странно, что Марвин сразу их не заметил, — весь пунцовый от стыда. «Сам напросился, — мстительно подумал Марвин, — это не я тебя сюда за шиворот приволок, а как раз наоборот».

— Так вы говорите, неблагородный мессер, — произнесла Ольвен, и в её голосе зазвенели стальные нотки, — что не обещали этой месстрес повести её под венец?

— Не обещал, попросту не мог обещать, — уверенно ответил Марвин. — Потому как с младенчества обещан другой, и никогда не нарушил бы обет.

— О, — лоб королевы разгладился. — Вот как? Какой же бедняжке так не посчастливилось?

— Месстрес Гвеннет из Стойнби, моя королева.

— Стойнби? — оживился король. — Это те Стойнби из южной доли?