Я могла придумать дипломатичный ответ. Могла наговорить много вежливых слов, только не хотела. Мне все равно было. Настолько, что я не хотела придумывать вежливые слова. И я просто глядела на Ясеня.
Гален опустился на диван рядом со мной, обнял за плечи. Я к нему прижалась, позволила себя обнять. Он стоял здесь наготове вместе с теми, кого позвал в малую гостиную Дойль на случай, если гнев Ясеня пересилит его способность соображать. И гнев его был так силен, что Дойль с Рисом присесть не решались. Предпочитали стоять — на случай, если самый разумный из братцев лишится разума.
Гален обнял меня крепче, но не потому, что опасался действий Ясеня. Скорее он боялся моих действий. И правильно боялся, потому что я не боялась ничего. И ничего не чувствовала.
— Ваш царь Кураг счастлив, что к Красным колпакам вернулась сила, — сказала я. — Он в полном восторге от Галли-Трот. А если доволен царь, то и ты, воин, должен радоваться его счастью. — Голос у меня звучал холодно, но не бесчувственно. Красной нитью, продернутой сквозь белое полотно, в голосе мерцала нотка гнева.
— Пусть сидхе радуются. А мы гоблины, цари у нас не навек.
Гален сдвинулся немного вперед. Мне было понятно, зачем, и гоблину тоже понятно. Гален закрывал меня собой. Только не та это была драка.
— Кураг наш союзник; в случае его смерти нашему союзу конец.
— Да, — сказал Ясень. — Это точно.
Я рассмеялась, и рассмеялась неприятно. Смех того рода, когда смеются, чтобы не заплакать.
Ясень такого не ожидал — он даже попятился слегка. Никакая злость его бы не удивила, но смеха он понять не мог.
— Думай, когда берешься угрожать, гоблин. Если Кураг погибнет, мы обязаны честью за него отомстить, — сказала я.
— Неблагому двору не позволено прямо влиять на наследование в младших дворах.
— Это обязательство давала Королева Воздуха и Тьмы. А я не моя тетя. Я не заключала соглашений, ограничивающих мою власть.
— Твои стражи — великие воины, — сказал Ясень, — но им не справиться с армией гоблинов.
— Как я не связана обязательствами моей тетки, так я не связана и законами гоблинов.
На лице у Ясеня отразилось недоумение: он не мог додуматься, на что я намекаю.
Додумался Падуб:
— Что, принцесса, ты пошлешь своего Мрака нас убить?
Он по-прежнему гладил громадного пса, но лицо уже не выражало простую радость. Красные глаза смотрели на меня с настойчивостью и умом, которых я раньше в нем не замечала. Такое выражение чаще бывало на лице его брата.
— Он уже не просто мой Мрак, он будет моим королем.
Но мою мысль Падуб понял точно.
— Вот еще я чего не понимаю, — сказал Ясень и махнул рукой в сторону Дойля. — Как это он может стать королем и отцом твоего ребенка, и он… — Ясень показал на Риса, — тоже, и еще он? — Он показал на Галена. — Если у тебя детей не как щенков у суки, принцесса Мередит, то откуда у них три отца?
— Четыре, — поправила я.
— А кто?… — Тут у него по лицу пробежала мысль. Наконец он вспомнил об осторожности.
— Смертельный Мороз, — догадался Падуб.
— Да, — сказала я. Голос опять зазвучал безжизненно. В груди по-настоящему болело. Я слышала, как говорят «сердце разбивается», но никогда еще такого не чувствовала. Бывало, я к этому приближалась, но никогда не перешагивала черту. Смерть моего отца уничтожила мой мир, предательство жениха — меня раздавило, а когда месяц назад я думала, что Дойль погиб в бою, мне казалось, что жизнь моя кончена. Но никогда еще сердце у меня не разбивалось по-настоящему.
— Не может быть четырех отцов у двоих детей, — гнул свое Ясень, хоть он и притих немного. Он как будто наконец заметил мое состояние. Вряд ли он меня пожалел, скорее стал больше за себя опасаться.
— Ты слишком молод, чтобы помнить Клотру, — сказал Рис.
— Да слышал я эту байку, все мы ее слышали, но это байка и ничего больше! — отмахнулся Ясень.
— Ошибаешься, — сказал Рис. — Это правда. Она родила одного ребенка от троих своих братьев, и он был похож на всех трех. Мальчик вырос и стал верховным королем, и звали его Лугайд Риаб н’Дерг, «с красными полосами». [3] По ирландскому мифу, Клотра родила сына от трех своих братьев, потому что иначе они умерли бы бездетными. Мальчик родился с двумя красными полосами на теле — они отделяли части, унаследованные от разных отцов.
— А я думал, что полосы у него — это просто родимые пятна, — сказал Гален.
Глубокий бас Дойля наполнил воздух божественной звучностью:
— У принцессы родятся двое детей. Каждый из них будет ребенком троих отцов, подобно сыну Клотры.
Читать дальше