Джон Толкиен - Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов)

С. 269

…Но Бильбо явно недооценил власть золота, на котором дракон пролежал много веков…

Одна из ранних поэм Толкина, опубликованная в 1923 г., называется «Iumonna Gold Galdre Bewunden», что в переводе с древнеангл. означает «золото древних людей, оплетенное проклятием» (строка из «Беовульфа»). Мотив проклятого золота – весьма древний мифологический мотив. Всякий, кто заберет у дракона его сокровища целиком, попадает под действие этого проклятия, и сокровище приносит новому владельцу только беды. В поэме золото переходит от эльфов к гномам, затем к дракону, затем к герою – и, наконец, к королю; король терпит поражение в войне, и уделом золота становится забвение. Всем владельцам золото приносит несчастье – вначале они полны сил, а в конце жизни превращаются в немощных скупцов, очарованных собственным золотом. В этой поэме некоторые исследователи видят аллегорию человеческой истории, которая начинается с героизма и заканчивается «коммерциализмом», поклонением искусственным вещам, артефактам. К. С. Льюис (см. прим. к ВК, гл. 2 ч. 4 кн. 2) видел в этом «великий всеобщий грех современной цивилизации». По Толкину, корни всякого современного греха лежат в прошлом. Эту «преемственность греха», по мнению Шиппи (с. 68), Толкин и прослеживает в «Хоббите», как бы намекая, что сказочное «проклятие драконьих сокровищ», возможно, является лишь мифологической метафорой человеческой жадности, что особенно подчеркивается тем, что «проклятие» действует почему-то только на гномов – остальные герои «Хоббита» успешно избегают чар (кроме Магистра). Толкин развивает эту антиномию «нравственного» и «магического» в ВК (см. прим. к гл. 7 ч. 2 кн. 1, Вот бы взглянуть на эльфийское волшебство!).

С. 270

…какую долю сокровищ отдал бы ты моим родственникам, обнаружив под Горой никем не охраняемые богатства, а нас – мертвыми?

Шиппи (с. 65) утверждает, что стиль этих переговоров прямо заимствован из древнеисландской «Саги о Храфнкелле»: герои этой саги примерно с такой же скрупулезностью и дотошностью требуют друг у друга компенсаций за причиненный в феодальных схватках ущерб, и оба изо всех сил отпираются от выплаты, причем диалог выдержан в торжественном, высокопарном стиле, которым слушатель призван восхищаться. Однако Толкин не скрывает своего иронического отношения к этому стилю и не упускает случая «перевести» речи героев на язык современный (как ниже в разговоре Дайна и Барда), обнажая истинное значение этих речей (не всегда благородное).

С. 275

…согласно договору, который я, к счастью, сохранил.

В этой сцене речи и поведение Бильбо (равно как и его одежда) представляют собой разительный анахронизм. Он ссылается на письменный договор (письменных договоров в древнем мире не было), проводит четкое различие между выручкой и чистой прибылью, предлагает финансовый компромисс. Бард и Торин пользуются архаической лексикой и стилем, Бильбо употребляет нарочито современные слова – например, слово «выручка» (profit) появилось в английском языке только в XVIII в, а слово «интерес» (в том числе экономический) – только после нормандского завоевания. «Герой» (здесь – Бард) говорит с «бизнесменом», что создает яркий комический эффект. В то же время, пишет Шиппи, происходит чудо – древний мир оказывается способен воспринять мир новый, два разных стиля не антагонистичны. «Героический мир» с уважением и удивлением внимает «новому», предлагающему свою этику скромности и компромисса. Происходит подлинная встреча двух времен и двух миров, и это, быть может, одна из самых сильных страниц «Хоббита» и подлинное «счастливое разрешение» стилистического конфликта, хотя до разрешения конфликта событийного еще далеко.

С. 276

…не забыли еще страшной войны с гоблинами.

См. ВК, Приложение А, III.

С. 291

Орлы! Орлы!

Толкин считал счастливую развязку обязательной для волшебной сказки. См. об этом подробнее прим. к ВК, гл. 4 ч. 6 кн. 3, Орлы летят!

С. 297

Кили и Фили погибли, прикрывая Торина своими щитами и телами, ведь Торин был старшим братом их матери.

Хоббит сходит со сцены в Битве Пяти Воинств не случайно – повесть возвращается в мир чистой эпической героики, в котором нет места диалогу миров и стилей и где гномы, которые прежде, в соответствии со вкусами нашего времени, изображались с оттенком юмора, превращаются в суровых героев, Шиппи (с. 62) пишет, что в цитируемой фразе Толкин использовал весьма древний мотив: всякий благородный герой древности обязан был до последней капли крови защищать в бою своих старших родичей. Этого мотива Толкин касается также в поэме-эссе «Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма» (см. прим. к ВК, гл. 10 ч. 5 кн. 3, Как будто день уже кончался).