Юлия Куркан - Sanctus deus [СИ]

— Хочешь, я придумаю для тебя мир? — это были первые слова, что я услышала от тебя. Первый раз наши дороги пересеклись весной. Той яркой весной, что всегда ассоциировалась у меня с канареечно-желтым цветом обновленного солнца в небе. Еще не сошел до конца снег, еще маленькими дождиками капают с крыш сосульки, еще деревья стоят неприкрыто-обнаженные, а мир уже залит этим тревожным желтым цветом. Город медленно оживал. Он переливался, и менял свои очертания, как мираж в пустыне. Ты сидел в кофейне, рядом с большим, от потолка и до пола, стеклянным окном. Перед тобой стоял ноутбук и чашка с давно остывшим кофе. Окно играло солнечными лучами, преломляя их, пуская блики в глаза случайных прохожих. Солнце и желтый цвет слепили. Я подняла руку, пытаясь прикрыть глаза, и в этот момент ты, привлеченный движением, повернул голову в мою сторону. Наши взгляды пересеклись на мгновение, не больше. А потом ты усмехнулся, и начал что-то набирать в ноутбуке.

Я зашла в кофейню. Переход из желтого безумия в полутемное бежево-коричневое помещение, ножом резанул по напряженным нервам. Я внезапно поняла, что чувствует человек, у которого содрали кожу: случайный ветерок, взгляд, прикосновение действуют не хуже удара электрическим током. Я выбрала столик напротив твоего. Точнее, упала на стул, действуя скорее неосознанно. Частый перестук клавиш твоего ноутбука напоминал звонкую капель за окном.

— Девушка, вы заказывать будете? — голос официантки болью прошелся по всему телу. Я едва заставила себя сидеть спокойно, вместо того, чтобы, скорчившись, заскулить от тяжелой, нервной дрожи.

— Кофе. Черный. Без сахара, — было в этом что-то правильное: пить чистый кофе, не смешивая его ни с чем. Совершенно как в жизни: мы бежим, пытаемся куда-то успеть, играем в чехарду со временем, внося в свой мир буйство красок, как на картине спятившего абстракциониста, и совершенно не замечаем вкус чистой, незамутненной жизни, терпкий вкус радости, солоновато-горький — печали… Мы разучились употреблять чистые продукты, подменяя их суррогатом с усилителем вкуса. Вроде бы и промелькнет где-то на горизонте радость, а ощущение уже не то: к ней примешивается разочарование от того, что можно было бы сделать больше, зависть к соседу, у которого и чай слаще, и бублики больше, и почти животное стремление вперед, к мифической «большей радости», что, конечно же, ждет за горизонтом. Вот и выходит, что на истинное времени уже совершенно не остается.

Я пила обжигающий кофе мелкими частыми глотками. Было горячо и больно, но отчего-то здорово прояснялись мысли. Ты неожиданно оторвался от экрана и внимательно посмотрел на меня с понимающей улыбкой. Ты будто-то бы понимал, о чем я думаю. От этого становилось ужасно неуютно, так, будто бы мое нижнее белье выставлено на всеобщее обозрение. Я поспешно опустила глаза в кружку, где кофе оставался уже на донышке. Еще один парадокс нашей жизни: все хорошее кончается слишком быстро. Так быстро, что мы, привыкшие к бешенному, безумному ритму, совершенно не успеваем это хорошее распробовать. И жалуемся, плачем, сетуем на судьбу, которая дала нам слишком мало радости. Мы, как скупые рыцари, мечтаем эту радость удержать, приковать цепями, законсервировать… и добавить искусственный усилитель вкуса. И совсем-совсем не понимаем того, что иногда надо просто остановиться, закрыть глаза, и попытаться почувствовать настоящую, пусть даже мимолетную радость.

Стук клавиш со стороны твоего столика уже напоминал не звонкую капель, а тяжелый и беспощадный звук падающего на землю ледяного града. Казалось, сам воздух в кофейне наэлектризовался и пахнет холодом.

— Хочешь, я придумаю для тебя мир? — ты поднял горящие лихорадочным огнем карие глаза и взглянул на меня в упор.

Внезапно захотелось убежать отсюда, убежать подальше, как можно дальше, чтобы не слышать этого частого дробного стука, не чувствовать безжалостные прикосновения льда к обнаженной коже. Нетвердой рукой я оставила деньги за кофе, и почти выбежала на улицу, провожаемая твоим тихим смешком и звонким перестуком клавиш.

Сияющее желтое безумие распахнуло свои липкие объятия.

А за окном звенело лето. Оно пело возбужденными людскими голосами, кричаще-звонкими тормозами машин, шипением асфальта, медленно поджаривающегося на жарком солнце. Оно звало к себе, манило, обещало нечто новое и неизведанное…