Ансельм Одли - Инквизиция

– Пожалуйста, исправь как можно больше того, что я сделал, спаси, кого сможешь, из моих жертв… – Еще один, более сильный приступ кашля заставил Оросия замолчать, его пальцы поползли к моей руке. Я подал ему свою руку и позволил слабо сжать мои пальцы. – Скажи нашей матери, что я раскаиваюсь, так раскаиваюсь, и что я люблю ее… что я понял свою вину еще до того, как стало слишком поздно. Темно, Катан. Прощай.

Оросий издал последний содрогающийся вздох и замер. Медальон на его груди внезапно засветился, болезненно ярко, затем снова поблек. Но теперь у сапфира появился блеск, которого, раньше не было.

Я не шевелился, не сводя глаз с тела. Все слова, что я мог бы сказать, комом застряли в горле. На мгновение я увидел то, что могло бы быть, мальчика, игравшего в дворцовом саду в Селерианском Эластре столько лет назад, во время, полное надежд. До того, как его разум был отравлен болезнью и жрецами. И все же… своим предательством они почти дали Оросию второй шанс, шанс снова жить и исправить содеянное зло.

Я протянул руку и закрыл серые глаза.

– Requiena el'la расе ii Thete atqui di immortae, nate'ine mare aeternale'elibri orbe, – прошептал я фетийское благословение для мертвых. Хотя я не помнил, чтобы его учил. Покойся в мире с Фетидой и бессмертными богами, плыви через океан, навечно свободный от этого мира. – Я сделаю, как ты просил. Аквасильва сама отомстит за твою смерть. – У инквизиции нет защиты против того, что способны сделать шторма в наших руках. Теперь сама планета восстанет против них, чтобы уничтожить, чтобы рассеять, чтобы вышвырнуть их за край света.

Потом я забыл все – неминуемое разрушение «Валдура», Палатину, остальных, – когда не выдержал и заплакал над телом Оросия. Слезы застлали глаза, и мир сжался до расплывчатого пятна. Я не видел, как Равенна осторожно подняла медальон и опустила его в карман моей туники. Я едва почувствовал, как девушка притянула меня к себе, чтобы я выплакался на ее плече. Я даже не увидел ту единственную слезинку, которую она в конце концов пролила над императором.

Я едва знал его. Мой брат умер.

Слишком скоро Равенна начала слегка трясти меня и настойчиво звать по имени. Ее пальцы нежно коснулись моих глаз.

– Катан, времени мало. Мы должны идти.

Я вытер слезы тыльной стороной здоровой руки, уставился на нее затуманенным взором и моргнул.

– Конечно, – согласился я. Разум снова заявил о себе, как только с кормы донесся оглушительный скрежет. – Ты права.

Мы встали, но пока мы пробирались вокруг тела императора, мой взгляд так и не отрывался от него. Пожар разгорался, пламя продвигалось скачками. Сколько времени мы потеряли? Мы должны были искать катер, а не пытаться спасти умирающего.

Уходя с мостика, я не мог не задержаться и не оглянуться. Слабое свечение окружало тело императора, становясь ярче на моих глазах, пока на него не стало больно смотреть. Я знал, это случается после смерти с теми, кто был отчасти элементалью, и мы молча смотрели, как что-то подобное слабому туману поднялось от трупа и, просочившись сквозь окна, исчезло, оставляя свечение угасать. В момент наивысшей яркости я заметил краем глаза тело Мауриза, но медлить было уже нельзя.

– Он ушел в море, – сказала Равенна – прощание и сообщение, что все кончено. Я больше не оглядывался, когда мы, прихрамывая, побежали по короткому коридору в колодец. Стена ревущего пламени продвигалась по коридору правого борта, а огонь в самом колодце постепенно поглощал левую лестницу, единственную ведущую вниз, которая еще была цела.

Мы толкнули друг друга на ступеньки, перешагивая тела и обломки мебели, чувствуя жар пламени, дышащий нам в лицо. Перила были в огне, местами уже падали, и тлеющий тут и там ковер занимался по краям.

– Магия, – молвил я, останавливаясь, чтобы использовать магию воды и потушить огонь.

– Некогда, – отрезала Равенна. – Проход еще есть, и после того, что мы вынесли, не страшно, если нас немного опалит.

Поддерживая друг друга под руку, мы начали спускаться по лестнице. Ковер жег босые ноги. Лижущие его костерки обжигали кожу лодыжек. И перешагивая через пролом на месте бывшей ступеньки, я как можно выше подтянул штаны, в ужасе перед случайной искрой, которая может попасть на одежду.

Но она каким-то чудом не попала, и мы благополучно добрались до круглого зала.

– Палатина! – закричал я, спрашивая себя, на этой ли палубе находится гауптвахта, но ответа не было. К счастью, лестница на нижнюю палубу все еще была свободна, но на уровне третьей-четвертой ступеньки стояла вода. Ледяная вода, если она поступает снаружи. Течи размером с булавочное отверстие хватило бы, чтобы затопить этот корабль при таком давлении и на такой глубине. Ни одна лампа внизу не горела.