Максим Мелехов - Черная радуга

— Чего везешь? — Окликнул Безымян Гореслава.

— Жаворонков. Все лето ловили, зато теперь неплохой куш светит.

— Зачем кому-то столько птицы?

— Не скажи, брат. Языки жаворонков вкуснейшее кушанье. Только князьям да боярам по карману.

Купец попридержал жеребца и, поравнявшись с полянином, начал объяснять:

— Нужно, чтобы птицы были живые. Тогда языки получаются сахарные. Повара рвут их перед тем, как подать на стол.

— Не жалко пичуг? Больно, наверное, когда у тебя живого язык дерут.

Гореслав усмехнулся.

— Это уже не моя забота. Наловил, продал, заработал. Тем и живу.

Полянин посмотрел на Арпашку. Паренек насупился, поглаживая ручонкой толстые ореховые прутья.

— Сколько жаворонки стоят? — Угрюмо спросил он у купца.

— Не ты, не твои друзья столько в жизни не заработают. Так что не шали. Я за товар горло перережу. — Ответил Гореслав и в подтверждение своих слов положил ладонь на рукоять сабли.

Степан потрепал мальчика по голове.

— Жалко птиц. — Прошептал тот, глотая слезы.

— Не наши. — Утешая парнишку, отозвался стрелок и привлек его к себе.

Арпашка вытер кулачком покрасневшие глаза и замолчал. В одну секунду он стал серьезным и не по-детски сосредоточенным. «Не хочет с нами расставаться», — решил полянин, но ошибся. В голове у Арпашки зрел план.

Время шло, а обоз продолжал ползти к Киеву, наматывая на колеса долгие версты раскисших осенних дорог. Ночь грянула внезапно, задернув небо темным покрывалом закатных сумерек. Возницы пытались распрячь и спутать коней по светлому, но не успели. Пришлось разводить костры. Хорошо, что запасливый хозяин вез с собой сушняк, иначе ночевали бы в темноте. Когда работа была закончена, люди расселись на телегах, не желая спускаться на стылую землю. Безымян попытался заснуть, но из головы не шла Снежана. Он бросил оставшиеся после ужина кости огромным вислоухим псам и сел около огня. Моросивший с утра дождь кончился, и небо начало разъясниваться. В вышине проступили блеклые звездочки. Где-то там, в Вирые, павшие герои разводили свои костры. Их слабый отблеск долетал до земли в виде холодного сияния полуночных светил. Полянин тяжело вздохнул и отогнал от себя четвероногого спутника, который умял кость и, виляя хвостом, просил новую. Разговоры умолкли, и с телег донеслось мерное сопение. Спали все: возницы, кони, путники. Помаявшись, заснули и псы. Слушая тяжелое дыхание колдовской ночи, полянин время от времени подбрасывал дрова и протягивал руки к огню, но никак не мог согреться. Он запахнулся в промокшую волчовку и с тоской посмотрел в сторону Выборга. Перед ним встал лик Снежаны. Путник едва сдержался, чтобы не заговорить с видением. Тряхнув головой, он отогнал сон и ошарашено уставился на стоящего перед ним карлика. Неуловимым движением человек швырнул остатки сушняка в огонь и осветил незнакомца.

— Дернешься еще раз, так заморочу — век до дома не дойдешь. — Предупредил чужак.

Полянин посмотрел на соломенную бороду коротконогого старичка и втянул носом запах скошенной травы и свежего ржаного хлеба.

— На друзей не надейся. — Прошелестел словно легкий весенний ветерок коротышка. — До утра не проснутся.

Мохнатое личико ночного гостя оскалилось короткими острыми зубками.

— Ты кто? — Спросил полянин, нащупывая полено покрепче.

— Полевой.

— То есть как?

— А вот так. В лесу — леший, в доме — домовой, в поле — полевой.

— Чего тебе нужно? — Ухватив палку и спрятав ее за спину, произнес Безымян.

— Подорожную.

— Это, брат, не ко мне. Обоз купца, а я просто сопровождаю.

Полевой с досады топнул ножкой и зашипел на человека.

— С чего решил-то, будто я хозяин?

— Выбрал самого здорового. — Прошептал старичок, продолжая надвигаться на Безымяна.

— Сколько разбойничаешь, а в людях разбираться не научился. Нужно было самого мелкого и злобного оставлять. Тогда бы точно не ошибся.

— Ничего. Я тебя сейчас оприходую, чтобы не проболтался, — пообещал полевой, — а обоз следующим вечером нагоню.

Полянин молниеносно выбросил левую руку вперед и ухватил деда за соломенную бороду.

— Получи! — Выдохнул он и, что есть силы, огрел непрошеного гостя поленом по лбу.

Полевой охнул и сел на землю.

— Пусти. — Жалобным писклявым голосом попросила нежить.

Но Безымян и не думал останавливаться, продолжая крестить ее дубиной. После каждого удара в воздух взлетало маленькое белесое облачко то ли муки, то ли пыли. Наконец, человек вспотел и убавил прыть. Превратившийся в мягкий бесформенный мешок, полевой поднял разбитую голову и прохрипел: