Юлиана Суренова - Книга 6_Путь тени

– Чтобы со мной случилось чудо.

– Нет, Сати, чудо – это что-то слишком туманное. Вот представь себе… Представь себе, что кто-то из небожителей, например, госпожа Айя, спросила бы тебя: "В чем твоя заветная мечта?" Что бы ты ей ответила?

Мати и сама не понимала, к чему она завела этот разговор. Просто, как с ней случалось нередко, она чувствовала, что должна спросить – и все. А почему, зачем – боги знают.

– Я попросила бы Ее сделать меня счастливой.

– Счастливой? – Мати задумчиво взглянула на нее.

– Я сама не знаю, что вкладываю в это слово. Что-то… Очень большое, чудесное…

Я не могу объяснить… Но ведь богине и не нужны объяснения. Она поймет все и так.

– Да-а… – она вздохнула, чувствуя, как душу наполняет грусть, явившаяся, как казалось, совершенно без причины неведомо откуда. – Было бы здорово, если бы Она услышала нас. И исполнила мечты… Твои, папы, дяди Евсея… Всех в караване…

– И твои тоже… Мати, а о чем бы попросила госпожу Айю ты?

– Не знаю… Может быть, чтобы в моей жизни, наконец, все решилось, и я больше не рвалась на части между мечтой и явью, надеясь… Сама не знаю, на что.

– Для того, чтобы исполнилось это желание, тебе не нужна богиня. До испытания остается всего нечего, и…

– Ладно, давай спать, – Мати надоел этот разговор, начал раздражать. И, спеша его прекратить, она с головой накрылась одеялом.

– Спокойной ночи… …В погруженном в густой, тяжелый, как меховой плащ, сумрак чреве повозки царствовал сон, и его многоголосая песня – глубокое дыхание, сопение, храп – заполняла собой всю эту крохотную часть огромного мира, из которого доносились другие звуки -скрип полозьев, хруст снега и громкое ворчание оленей.

Лампа с огненной водой, висевшая на крюке над головой, качалась из стороны в сторону, и казалось, еще немного, стоит повозке дернуться сильнее, и она перевернется, выплеснув пламень прямо на спавших под ней людей.

Всякому, не рожденному караванщиком, тяжело и невыносимо долго привыкавшему к жизни в дороге, трудно свыкнуться не только с постоянным холодом снежной пустыни и бесконечным движением дороги, но и с нескончаемым страхом перед смертью, когда все вокруг таило ее, скрывая до поры от глаз за спокойствием неподвижного горизонта.

Сколько бы ни прошло лет, никто из них никогда не забудет этот страх, и реальный, и придуманный, а если и сможет забыть, вспомнит вновь, едва, проснувшись в ночи, поднимет взор и увидит это беспокойное биение огненной воды, рвущейся на волю.

От ужаса бегут, зажмуривают глаза, прячутся под одеяла, пытаясь хоть как-то отгородиться от кошмара. Но он не только гонит, этот пламень, но и завораживает, притягивает в темноте к себе взгляд, не отпускает, заставляя, не мигая, смотреть и смотреть, входит в самую глубь глаз, чтобы отразиться о скрытые там зеркала, зажигая душу своим светом.

Вот и на этот раз…

Разбуженная неслышным звуком, взглядом-дуновением духа-невидимки, Рамир случайно подняла взгляд… И тотчас пламенный луч пронзил ее насквозь, прогнав не только сладкую дрему, но даже само воспоминание сна.

Спроси ее кто, она не смогла бы ответить, что именно пленило ее душу – неповторимая красота священного танца огня или пробежавшая было мурашками по спине мысль-фантазия – стоит отвести взгляд, закрыть глаза, и ЭТО случится, пламень, как в кошмарных грезах, вырвется на свободу, спалит все вокруг, а она, не заметив начала пожара, не сможет спастись, оказавшись в полной его власти.

– Не спишь? – донесся до нее тихий, сипловатый со сна голос старой рабыни.

– Не спится, – Рамир вздохнула. – Фейр, поговори со мной.

– Сейчас ночь, милая, время снов, а не слов.

– Когда бежишь от полной страхов тишины, что может быть дороже и спасительней разрушительных звуков? – грустно улыбнувшись, промолвила она слова, которые так часто слышала от Лигрена.

– Кто станет спорить с тем, что говорили древние мудрецы? И, все же…

– Да тише вы! – шикнул на них чей-то сонный голос.

– Сколько можно шушукаться по углам? – вторил ей другой.

– Если уж так хочется почесать языки, шли бы наружу!

– Простите! – Рамир испуганно сжалась в комок. На ее глаза набежали слезы.

– Пойдем, милая. Может, пустыня успокоит твою душу… – старая женщина закуталась в длинную шерстяную шаль – грубую и неказистую на вид, но удивительно теплую.

– Я… Я не хотела никого будить…

– И все равно подняла всех! – одна из рабынь села. С растрепанными волосами и сердитым опухшим лицом она походила на разгневанного демона и красные налитые толи кровью, толи светом огненной лампы глаза только усиливали это сходство.