Юлиана Суренова - Тропа каравана

Повозка качалась из стороны в сторону как колыбель. Она тихо, сладко поскрипывала, убаюкивая, стремясь усыпить на годы, на века, а навязавшийся ей в помощники ветер осторожно касался заиндевелого полога, словно струн магической арфы, и пел низким хрипловатым голосом одну из своих протяжных, бесконечных, словно дорога, песен.

Холодное царство метели застыло в своем немом величии. Но здесь, в повозке, под пушистыми меховыми одеялами было так спокойно и тепло, что хотелось, закрыв глаза и не думая ни о чем, лежать во власти последнего, не торопившегося уйти сна, целую вечность…

— Мати, пора вставать! — откуда-то издалека донесся до слуха девочки голос отца, но она в ответ лишь промурлыкала что-то себе под нос и, сжавшись в комочек, словно маленький котенок, снова задремала.

— Мати! — высокий мужчина с длинными густыми усами и бородой, белыми от покрывавшей их изморози, забрался в повозку, принося с собой поток холодного воздуха.

— Ну, еще минуточку! — донеслось до него. Затем последовал тяжелый вздох и из-под одеял осторожно высунулось румяное личико девочки лет десяти, которая слишком хорошо знала отца чтобы понимать: тот не отвяжется, пока не добьется своего. — Па, а метель закончилась?

— Еще ночью, — караванщик улыбнулся. — Выглянь-ка, — он приподнял полог.

Голая снежная пустыня с безжалостными ветрами и пробиравшими до костей морозами отступила. Караван торговцев вошел в лес. Покрытые снегом деревья казались лучистыми богинями в дорогих серебряных нарядах… Нет, даже красивее — царевен Мати видела лишь на потускневших картинках старых книг, то же, что предстало перед ее глазами сейчас, было живым, и солнце не давало удивительному наряду погаснуть ни на миг, а лишь зажигало каждый раз новым цветом.

— Лес…! - зачарованно прошептала девочка, но потом, оторвавшись от удивительного зрелища, резко повернулась к отцу. Ее маленький носик наморщился, губы дрогнули: — Почему ты раньше мне не сказал, что мы подходим к городу?! - казалось, она вот-вот расплачется от обиды.

Однако отец, вместо того, чтобы пожалеть ее, рассмеялся:

— Потому что только сейчас смог кое-кого разбудить, — он, стянув с руки большую меховую варежку, провел ладонью по взъерошенным волосам дочери. — Не волнуйся, у тебя будет достаточно времени прихорошиться, — он весело подмигнул Мати и в его глазах на мгновенье вспыхнули маленькие озорные огоньки, свидетельствовавшие о том, что хозяин каравана в прекраснейшем расположении духа. — Ладно, мне пора. А ты не вздумай снова уснуть!…Пожалуй, для верности я пришлю кого-нибудь…

— Только не рабыню…! - поспешно вскрикнула девочка.

Отец вздохнул, чуть заметно качнул головой, а затем, обронив:

— Жди, — ушел.

Девочка сладко потянулась. Она уже предвкушала… Вот они войдут в город, где так тепло, что можно ходить в одном платье, где все такое необычное, многоцветное, зеленое, столько вкусностей, и вообще… За ту неделю, что караван обычно проводил в городе, продавая и закупая товары, девочка успевала наесться и насмотреться на всякие чудеса на долгие месяцы пути по заснеженной пустыне, до следующего оазиса.

На мгновение полог приподнялся, и в повозку влезла невысокая сероглазая женщина. Мати, едва увидев ее, радостно заулыбалась:

— Здравствуй, Лина!

— Здравствуй, здравствуй, дорогая. Ну, как тут моя красавица, проснулась? Великие боги! Что у тебя с волосами? Впору пичужке гнездо вить! Ничего, сейчас мы их расчешем, заплетем в косу, но сначала умываться, пока вода горяченькая!

— Ну, Лина! — надулась та капризным ребенком. Порою ей нравилось вести себя как едва научившаяся ходить кроха. Хотя, конечно, это была только игра и девочка всегда знала, когда нужно остановиться. — Я не хочу умываться! Вода такая противная, мокрая…!

— Как это "не хочу"? Кажется, тут кто-то забыл, что бывает с маленькими девочками-грязнулями? — женщина, которой боги дали лишь сыновей, в то время как она страстно мечтала о дочери, всегда была готова подыграть этой славной малышке. — Их забирает ветер в хрустальный замок матушки-Метелицы и злющие-презлющие тетки-морозихи…

— Щиплют их и щекочут! — взвизгнув, она запрыгала на месте, хохоча.

— Все, хватит! Угомонись же! Вот, чуть воду не расплескала, негодница! — она продолжала что-то говорить, умывая девочку, причесывая, одевая, а та, нахохлившись воробьем, лишь упрямо молчала.