Изяслав Кацман - Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

В молчании расселись вокруг костра. Всё самые преданные воины и вожди, служившие сначала Кувандасу Беспощадному, а потом и ему - Адихору: старик Андахор, верный соратник Кувандаса во всех его делах; его сыновья, на два года младше ард-дина - близнецы Даландас и Ардадас; княжеский тесть Даговорг Гунворгский, жестокий и беспощадный к врагам; Луманхор, мастер боя верхом на "секущих". Здесь же и сыновья: старший, в честь прадеда названный Бардэдасом, средний Воргахор и младший Вейяхор.

Все сидели и молча ели. Великий Князь к еде почти не притрагивался - не было желания. Спутники же его поглощали куски баранины с великим удовольствием - жена ард-дина была мастерица готовить, словно родилась не дочерью гунворгского дина, а в семье поваров.

-Не переживай так, отец - нарушил молчание Вейяхор. Адихор не обратил внимания на нарушение порядка, по которому младшие в семье без позволения старших не смели рта раскрыть.

-Отец - продолжил меж тем Вейяхор - Колдуны велели нам сдать оружие. Но они не запретили нам делать новое. В Бидлонте наверняка найдётся болотная руда. А кузнецов у нас хватает.

Воины, сидящие возле костра ард-дина, одобрительно зашумели - хоть младшенькому Адихора всего пятнадцать вёсен исполнилось, а ума палата. Сразу видать княжескую кровь. И ведь сметлив - никому и в голову не приходило ещё искать способов обойти договор с лумаргами, позволивший спасти преданных подлинному ард-дину аганов. А мальчишка пойди-ка - догадался. Далеко пойдёт сын Адихора.

-Замолчите! - оборвал восторженные выкрики князь - Не хочу слушать!

Аганы умолкли, испуганные вспышкой княжеского гнева.

-Мне нездоровится - спокойнее сказал ард-дин - Мои сыновья займут вас. А я пойду в свой шатёр.

Адихор растянулся на устланном медвежьими шкурами ложе и закрыл глаза. "Глупцы" - подумал он о своих подданных - "Мечи можно выковать новые. А вот нового союза одиннадцати племён не выкуешь". Да, ушли в прошлое времена единого аганского союза, простирающегося по всей степи между Быстрой и Серой реками. А вместе с ним ушла куда-то и власть ард-дина над всеми аганами. Теперь осталась только память. Память, память, злая ты вещь.

II

Он происходил из славного и древнего рода - мать его была дочерью Бардэдаса II, ард-дина всех аганов. Но отец его был колдуном-лумаргом, с которым мать бежала, к величайшему позору рода. И зачат он был вне брака, освящённого жрецами Четырёх и одобренного родителями. И высокое происхождение матери только сильнее оттеняло глубину её падения.

С самого рождения Адихора, или уменьшительно - Хорава, не знали, как к нему относиться: то ли как к потомку Бардэдаса Славного, то ли как к колдовскому отродью. Родители погибли, когда ему было от силы три месяца. Кувандасу, брату матери, только что захватившему трон ард-дина, было не до внебрачного сына сестры. Потому Хорава отдали на попечение Вейядаса, пожилого дружинника, который взял на себя роль няньки, когда младенца нашли люди Кувандаса.

Первые воспоминания будущего ард-дина - грязные улочки Келен-Коннота - не того Келен-Коннота, где жила знать, а Келен-Коннота простых дружинников, пастухов и землепашцев. И не было никому дела до благородного происхождения Хорава. Зато колдовским отродьем соседи Вейядаса его называли нередко. А вслед за взрослыми и ребятишки, грязные и покрытые чирьями и лишаями, дразнили и колотили Хорава. Он, конечно, не оставался в долгу - кидался на обидчиков с кулаками, кусался, когда не было сил бить. И детское имя - Волчонок - приклеилось к нему намертво.

Впрочем, не из одних только драк и изматывающей работы на крохотном поле, с которого кормилось семейство дядьки Вейядаса, состояла жизнь Хорава. Были и радости - например, когда он учился лумаргскому письму от бродяги-агэнаяра, нашедшего на зиму приют под крышей вейядасова дома. Было просто чудесно, когда из чёрточек и кружков рождались привычные слова. И запомнить тридцать девять несложных гиалийских букв было проще, чем сотни аганских иероглифов, вычурных и похожих один на другой. И как горевал Хорав, когда агэнаяр по весне ушёл не известно куда.

А потом была первая любовь... Где она сейчас, та худая и нескладная девчонка? Умерла в одну из многочисленных голодных зим? Или была угнана в Эсхор в Год Печали? А может, сумела пережить и голод, и трёхлетнее моровое поветрие, ухитрилась схорониться в тростниках Серебрянки от эсхорцев, приведённых родственничками Адихора, а потом от воинов самого Адихора, вымещавших злобу на уцелевших жителях Келен-Коннота. А затем избегла прочих опасностей, грозящих малым мира сего. И сидит, может быть, Эстоале, седая и беззубая, в окружении детей и внуков где-нибудь в убогой хижине на берегу Рыбных Озёр или Серебрянки. А вполне может статься, что она сейчас где-то здесь, среди аганского становища, раскинувшегося на западном берегу Быстрой реки - ведь, увидь её Адихор по прошествии добрых тридцати лет, ни за что бы не узнал.