Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

Олег вскинул ладони и быстро отступил назад, чуть не врезавшись в Чабыка.

— Что теперь? — шепотом спросил воин.

— Глины везде хватает, — так же тихо ответил Середин. — Кровь тоже льется нередко… Но вот горячая зола или пепел бывают только в человеческом очаге. Если голем почует неподалеку огонь, аккурат к ближнему жилью нас и выведет.

— А далеко ли он способен его заметить?

— Самый ближний… — неуверенно вспомнил уроки Ворона Олег и вдруг подумал, что магия способна указать фигурке и на костер по другую сторону планеты. Для высшего знания ограничений по расстоянию нет.

Вокруг стало горячо от дыхания: воины, слышавшие разговор, сгрудились почти к самой веревке, наблюдая за простенькой, наскоро сделанной игрушкой. Они, в отличие от христиан, не боялись колдовства. Для приуральских язычников духи, боги, лешие, русалки и колдуны не были чем-то сверхъестественным. Эти люди каждый день оставляли свои подношения берегиням или духам, считали их своими соседями, каждый день встречались с шаманами и ведьмами и ничего особенного в этом не видели. Ну чародеи и чародеи — что такого? Кочевников беспокоило лишь то, дружелюбен кудесник или враждебен. Олег для них уже давно стал своим, и магия ведуна никого из рода ворона не тревожила, вызывая лишь любопытство.

Прошло несколько томительных минут — глиняное подобие барана не подавало никаких знаков.

— Ничего, — первыми разочаровались молодые воины.

— Не получилось, — хмыкнули те, что стояли подальше.

— Посланник ничего не смог, — услышали самые дальние из кочевников.

— Ну как? — наконец поинтересовался и преданный Чабык.

Середин тихо зашипел, пытаясь понять свою ошибку.

Кровь… Жизнь… Заговор Ния через воду, фигурка…

В фигурке чего-то не хватало. Чего-то малого — но все же мешающего принять ее за живое существо.

— Да! — внезапно сообразил ведун, подобрал пару махоньких угольков и быстро ткнул их по сторонам головы. — Глаза…

Он не успел заметить, как произошло изменение: он хотел лишь отереть пальцы, а когда через миг глянул на «барашка» — глиняный малыш уже мчался к реке.

— Не трогать! — крикнул он кочевникам, ринувшимся следом, опоясался, ткнул пальцем в Чабыка… Но приказ, уже готовый сорваться с языка, неожиданно выветрился из памяти, и Середин просто кинулся догонять маленького голема.

Фигурка оставила на снегу тонкий бисер следов, замерла у берега, но тут же свернула влево, метнулась вверх по течению. Движения глиняных ножек сливались в размазанные дуги, туловище мчалось со скоростью стрелы, не пугаясь ни скал, ни расселин, ни камней. Не прошло и двух минут, как колдовское порождение скрылось из глаз, и только длинный извилистый хвост оставшихся на снегу следов подсказывал, куда за «барашком» бежать. Преследовать малыша оказалось непросто: покрытые снегом и ледяной коркой валуны, небрежно сваленные матушкой-природой вдоль берега, не позволяли уверенно встать на ноги, вынуждали медленно перебираться с места на место, цепляясь за корни деревьев и ветки кустарника. Там, где големчик шустро проскакивал по тонкому насту — нукеры соскальзывали по откосу вниз, рискуя переломать конечности в расселинах или свалиться в воду.

— Ступайте обратно, бестолковые! — наконец не выдержал Чабык. — Разбивайте лагерь, готовьте еду.

Старый кочевник сразу догадался не ломиться через каменистые россыпи по прямой, по хорошо различимому следу, а обходить препятствия стороной, где проще, а потом выискивать тонкую прямую строчку на насте по другую сторону. Теперь он встречал своих нукеров за очередным взгорком и нетерпеливо хлестал себя плетью по колену:

— Шею зазря свернете — что матерям вашим скажу? Что дураков воспитали?

Ведун, оказавшийся среди тех, кто ломился через скалы, благоразумно промолчал, но к месту привала не вернулся. Вместе с воином они двинулись дальше, петляя меж скал и каменных нагромождений, и лишь часа через два пути нашли знакомый след по другую сторону густого черного ельника.

Голем нашелся за первым же деревом. Только теперь он был не барашком, пусть и уродливым, а всего лишь грязным, плохо пахнущим земляным комком. Чабык присел рядом, склонил голову набок:

— Он умер?

— Веревка высохла, — пожал плечами ведун. — Ний вошел в круг и забрал жизнь барана в свое царство. Теперь он пасется среди бескрайних пастбищ, среди неисчислимых стад, на которые охотятся наши усопшие предки.

— Смеркается, — выпрямился кочевник. — Сегодня повторить обряд мы не успеем. Придется завтра.