Азамат Козаев - Ледобой

– Ясное дело – ночью! – закричали едва не хором.

Безрод, усмехаясь, покачал головой.

– Нет, днем.

– Как так? – Дружинные повскакивали с мест.

– А так. – Сивый поднял Моряя. – Расскажи, как в «сапог» играют.

– Бьются на две дружины, по полста человек в каждой. Защищают свои ворота и пытаются донести сапог до чужих. Можно отнимать сапог, валить соперника, передавать своим, не пускать чужих к воротам. Бьются в полном боевом облачении. Ржут, смеются, орут, грохот стоит такой, ровно всамделишная битва идет…

– Значит, орут и грохочут, ровно битва идет? – переспросил Безрод, усмехаясь.

– Да. – Моряй запнулся и умолк. – Ты хочешь… Средь бела дня? Во время игры?

– Почему нет? Нападем ночью – перебудим большой стан. Шум да грохот встанут до небес. А днем ни одна собака ухом не прянет. Играют и играют себе. Все привыкли. Лес выдается клином к самому морю, из большого стана ничего не видно.

Безрод заставил лесное воинство хорошенько отоспаться, поднял молодцев позже обычного и после полудня объявил готовность. Дозорные уже на месте, остальных Сивый внимательно оглядел и кивнул. Помороженные крепко встали на ноги, глаза так и сверкали злобой, будто у котов.

– Глаза прищурьте! Неровен час, заметят блеск в лесу, пропадем!

Дружинные грянули смехом. С таким-то воеводой как не смеяться? С Безродом даже один-вчетверо без страха выйдут. Сивый поднял кусок мяса, одарил Ратника, одарил Лесного Хозяина, только резал не ножом – мечом. А когда закончил, первым растворился во мраке чащобы, будто призрак.

Несколько человек встали на лесной тропе, что соединяла большой стан полуночников с малым. Те оттниры, которые по недоразумению избегут смерти, и припустят с дурной вестью в большой стан, найдут на лесной тропе свой конец. Остальные вои дружины Безрода притаились в лесу. Снега на берегу не осталось, весь истоптали. И ветер стих, будто уснул грозовой белопенник. Засадники тенями скользили за стволами и осторожно, по шажку, выдвигались к самой кромке леса, надолго замирая в тени деревьев. Полуночники готовились к игре. Разнесенные на сотню шагов торчали из земли весла, два с каждой стороны. Оттниры облачались в доспехи, перешучивались и обещали начесать друг другу холку. Лязгало железо, гремели доспехи, один из полуночников между воротами поставил сапог, аккурат посередине. Оттниры разбились на привычные дружины по полста человек, и каждая отошла к своим воротам. Чтобы различать друг друга, повязали на руки белые и красные повязки. На короткий миг повисла мертвая тишина, затем кто-то ударил мечом о щит, люди взревели и самые быстрые понеслись к сапогу. Две дружины сшиблись с таким грохотом, что с ладейных мачт, негодующе клекоча, снялись поморники.

Безрод молча покачал головой, нет, не сейчас. Пусть устанут. Дело пошло на закат, солнце начало медленно клониться к дальнокраю, и когда оттниры после короткого отдыха вновь устроили кучу-малу, Безрод какое-то время выждал и кивнул – пора. Разом спели тетивы, и над берегом взвился неистовый рев боли и ужаса. Лазутчики спокойно вышли из лесу и отрезали оттнирам дорогу на большой стан. Полуночники бросились к оружию, но и там их ждала оперенная смерть. Оттниры выли, ровно загнанные волки, от отчаяния с ножами и кулаками бросались на лучников Безрода, и падали, как скошенная трава. Сивый приказал в рукопашную не вязаться, бить стрелами. Вытянувшись цепью от берега до леса, дружина Безрода по косой теснила оттниров назад, подальше от ладей, в море. За несколько дружных перестрелов малая дружина находников перестала существовать. Сотни оттниров как не бывало. Времени на все ушло сущие крохи, Безрод не успел и до двадцати досчитать. Стрела, пущенная с нескольких шагов, не знает пощады. Простая бьет насквозь, а бронебойная проносит два щита, поставленных один за другим. Берег усеяли мертвые тела, как тюлени на лежке, только на этой лежке больше не осталось жизни. Несколько самых отчаянных полуночников бросились в море. Люди Безрода взбежали на корабли и с носов расстреляли пловцов.

– На ладьи! Быстро! – рявкнул Сивый.

Еще живых милосердно добили. Подобрали стрелы, что смогли унести быстро – остальные заберут четверо дозорных – погрузили на ладьи утварь, которая могла пригодится, и спешно обрубили причальные концы.

Сивый стоял на носу головной ладьи и все поглядывал назад. Цепью вытянулись, нос в корму, ровно утиный выводок. Проснулся ветер, неистовый, холодный белопенник, побил-затрепал паруса. Случись погоня, мигом снимутся с ладей, подожгут корабли и в лес уйдут. Но в большом стане оттниров даже не заподозрили ничего худого. Ну, кричат и пусть себе кричат. Каждый день орут. Сотня сменится, новые тоже станут орать. «Сапог» всем по вкусу пришелся. Что еще делать, если находиться при ладьях велено денно и нощно?