В его голове словно все заклинило без смазки – ни одной мысли. Бездумно, автоматически он побрился, чувствуя, что из самых глубин, из бездны подсознания, выползает нечто непонятное и захлестывает его душу. Кто-то накинул ему на шею невидимый аркан, и раздумывает: затянуть петлю или немножко погодить.
Неопределенное время встречи с заказчиком или предпоследним звеном к заказчику, настораживало Петра, но одновременно и внушало надежду. Если заказчик дока в киллерских делах, значит Петру сразу же сядут на «хвост» и поведут от его квартиры до места встречи. Вполне возможно, что его попытаются ликвидировать на улице. Но если заказчик, или тот, с кем он говорил по телефону, лох, который придерживается принципа: авось проскочит! – значит его попытаются или завербовать штатным ликвидатором, или, опять же, уничтожить, если откажется, но уже на явке. А вот раньше время встречи на конспиративной квартире назначали с точностью до минуты, потому что в этой системе работали только профессионалы.
В любом случае Петр чувствовал нездоровый интерес к своей персоне, а это сбило его с привычного ритма и мешало жить. Необходимо было кончать со всеми тайнами и с подпольщиками. Поэтому он собирался на встречу не торопясь, обдумывая все известные ему нюансы контактов, веря своей интуиции и прошлому опыту.
Он пожалел, что не сохранил бронежилет, а ведь была такая возможность. Хотя знал, что современные мощные пистолеты пробивают с десяти метров любой кевлар. Но на большем расстоянии от исполнителя со стволом и от ножа при прямом контакте бронерубаха его бы уберегла. Думал, что ушел от неспокойной жизни навсегда. Ан, нет! Выковырнули его из пригретого гнезда, дурилки картонные, на свою погибель.
Что ж, придется рассчитывать на свои звериные, как говаривал Сергей, чувства и на реакцию. Петр удобно расположил в карманах куртки и брюк все свои спецприспособления. Кое-что он спрятал в потайные кармашки в обшлагах рукавов куртки, на которые по старой привычке пришивал кармашки у каждой обновки.
В шкафу у него лежали давно припрятанные в отверстии от сучка сверхпрочные пилки, скрученные кольцом. Они были сделаны на заказ тайных дел мастерами на одном из засекреченных заводов ВПК, под вывеской «Росцветмет» из высокопрочной легированной стали с напыленной на них алмазной крошкой. Арматурный прут в палец толщиной Петр перепиливал этой струной за минуту.
Закончил сборы часов в девять вечера. За окнами притаилась ночь, как и положено было осенью, двенадцатого октября. Еще раз заглянул в нижний ящик шкафа и ему снова стало нехорошо: в углу стояла пыльная бутылка французского коньяка, которую он опорожнил несколько дней назад. Поколебавшись, вытащил бутылку на свет и убедился, что она нераспечатанная, полная. Немного подумал и решил плюнуть на все, нарушить правила, раньше употреблять спиртное перед акцией считалось преступлением. Но раньше были правила по которым играли почти все, а сейчас правила исчезли. И если нельзя, но очень хочется, то значит можно. Прошел на кухню, откупорил бутылку и плеснул себе полстакана, для куража.
Он не любил алкоголь, но иногда почему-то очень хотелось выпить. Когда-то с Сергеем они определили сколько каждому из них нужно было принять водки, чтобы отрубиться. Сергею было достаточно полторы бутылки. Петр тогда лишь сидел и наблюдал. На следующий день за Петром наблюдал Сергей, жалуясь на головную боль. Петру оказалось нужно было выпить две с половиной бутылки, для того, чтобы мир перевернулся вверх ногами. И что интересно, Петр на следующий день чувствовал себя довольно хорошо, голова не болела, а лишь слегка шумело в ушах. Так что сто граммов коньяка ему были, что слону дробинка.
Заглянул в обшарпанный холодильник, купленный у какого-то соседа по прежней квартире за литр водки, посмотрел на две банки рыбных консервов: шпроты и сайру, на начатый батон хлеба в морозилке, помещенный туда для дольшей сохранности, но ничего не взял, для закуски. Нервное напряжение перебило весь аппетит.
Ровно в десять вечера Петр осмотрел свое, казалось, такое спокойное убежище, возможно в последний раз, и осторожно открыв дверь квартиры, выглянул в неотгороженный от межэтажной площадки тамбур. Он никого не почувствовал: весь подъезд сверху до самого первого этажа был пуст. И это настораживало еще больше, чем чье-то спертое дыхание за углом. Помедлив, качнулся и бесшумно пошел вниз.
Читать дальше