Влад Менбек: Церебралка

Его опять куда-то везли. Отец был против, хотя промолчал. Мать обиделась на него до такой степени, что не попросила помочь скатить коляску с Игорем по ступенькам подъезда. Она упрекала мужа в равнодушии к судьбе и здоровью сына, не замечая, что молчаливое сочувствие отца для Игоря было приятнее, чем ее нервные восклицания, постоянное упоминание, что Игорь болен. Но отец не в силах был что-то изменить из-за своего замкнутого характера, а мать воспринимала это как его слабость и старалась командовать дома, делая все так, как ей нравилось. Ей казалась, что домочадцы не понимают ее правоты. Сын для нее был больной частью ее тела, тогда как для отца он был прежде всего человеком.

Ехали долго. И хотя с Игорем гуляли каждый день, ему не надоедала улица. В квартире было тесно и мрачно, а когда мама начинала нервничать – неуютно. Приехали к какому-то лекарю, и тот, как обычно, стал мять и гнуть все суставы, что-то приговаривая под нос, и было очень неприятно, даже противно. Мать отдала деньги, лекарь усадил Игоря в коляску, и они поехали домой. Живой мир был ограничен для Игоря домом и участком улицы, где с ним гуляли. Когда-то его возили в школу, где были такие же, как он, хорошие дети. Но это продлилось недолго. Его учили читать и писать дома платные педагоги. Читать он научился легко, а писать никак не получалось: пальцы и руки не хотели слушаться.

На улице, около дома дети были злые. Сначала они рассматривали его, как диковинку, потом привыкли и, потеряв интерес, перестали обращать на него внимание. Они кричали, прыгали, бегали, дрались между собой. Игорь был чужим в их мире. Когда он это понял, то плакал по ночам.

Мама вела себя дома так, будто тянула громадный воз. И поэтому часто срывалась и кричала на папу до тех пор, пока он не останавливал ее хмурым взглядом или тяжелым словом. На следующий день она забывала об этом и опять кричала об одном и том же, но другими словами.

– Если бы ты занялся чем-нибудь другим, а не своими идиотскими зеркалами, то получал бы в десять раз больше и был бы в состоянии свозить сына в Израиль или еще куда, где лечат церебралку!

– Прекрати! – останавливал ее отец.

Через некоторое время она находила еще какой-нибудь вариант:

– Очевидно, Земля самый проклятый изо всех миров! – начинала она распаляться. – Мужчины не имеют у нас ни грамма логики: не может догадаться, что дома нет хлеба, не может купить его по дороге! Очевидно, медики правы – у мужчин работает всего одно полушарие мозга, в отличие от женщин. А здесь мотаешься, как угорелая: то работа, то хозяйство!..

– То тайные вечери с эзотериками, – добавлял отец.

– Ну, это тебя не касается! Это дому не мешает.

– Но и не помогает.

– Если ты этого не понимаешь, то это не твоя вина, а твоя беда! – гордо заключала мама и уходила из зала.

– Мысль чужая, но мудрая, – говорил отец ей вслед.

Игорь наклонял голову, непроизвольно дергался и, коверкая слова, интересовался у отца:

– Это она из-за моей болезни?

– Да, сынок, – отвечал отец.

– Ты же говорил, что в жизни каждый хоть раз болеет, а потом выздоравливает. Значит, и я могу выздороветь?

– Если очень захочешь, Игорек.

– Я очень хочу!

– Значит, выздоровеешь, – вздыхал отец и грустно улыбался.

В последнее время такие разговоры перестали нравиться Игорю, потому что он никак не выздоравливал. Видел Игорь хорошо, иногда проскакивали какие-то разноцветные вспышки в глазах или в голове, но они особенно не мешали. Слышал он хуже, потому что в голове часто что-то падало с грохотом, или с диким звоном лопалась тугая струна. Бывало, что в такие моменты мать говорила ему о чем-нибудь, а он не слышал. Мама нервничала, упрекала его, что он не хочет ее слушать, что он невнимательный. А он не мог ей объяснить, что творилось у него в голове. От этого ему было тяжело.

Родители часто смотрели телевизор и слушали бормотание его динамиков, которое Игорь не понимал. Он не видел на экране ничего, кроме разноцветных мелькающих пятен. А бормотания ему хватало и своего, которое раздавалось в голове, еще громче и шумнее, чем от телевизора или от радио.

Единственное, в чем он находил удовольствие, – это книги. Но там в основном были сказки. Там люди ходили без колясок, бегали, скакали на лошадях (папа как-то показал ему картинку с конным всадником – Игорь ничего не понял). А вот про таких, как он, как Ирина, Лешик и Олег, ничего не писали. Почему не писали – Игорь не знал. Он спрашивал об этом у мамы, она не отвечала, убегала на кухню или еще куда. Но отец ему ответил. Он сказал, что про таких, как он, давно написано, и однажды принес былину об Илье Муромце.